Кэтрин Куксон: Нарушенная клятва

— Я знаю, Бидди, но ведь дом и поместье отойдут не ей, а Мэтью, как и положено. Вот только кто будет заниматься всем этим до его приезда? Похоже, что Люк. Хотя ему необходимо вернуться в свой полк. А Джон — вряд ли он захочет бросить университет. Так что остается только мисс Джесси-Энн. Такие вот дела, Бидди.

— Но она же не сможет остаться здесь и заправлять хозяйством.

— Не знаю, не знаю, Бидди. Понадобится — так останется. В конце концов, она может нанять экономку.

Бидди встала:

— Да никогда! Она не посмеет.

— О-о, еще как посмеет, Бидди. Это ее право.

— Господи Боже мой! — Бидди сделала несколько шагов по комнате и снова вернулась к окну. — После всего, что ты сделала, хозяин не спятил только благодаря тебе. А кто лучше тебя вел бы все хозяйство? Куда ни глянь — все в полном порядке.

— Ну, мне кое-кто немножко помогал, — слабо улыбнулась Тилли.

— Ну да, мы помогали, но хозяйкой была ты. Не будь тебя, не привези ты нас сюда, поместье просто превратилось бы в дом с привидениями. Господи Боже мой, чего только не случается в жизни! Это несправедливо. Все свои лучшие годы ты промаялась — не одно, так другое. Да и потом тоже: хоть тебе, наверное, было хорошо с ним, я не говорю, что плохо, но все же и легко не было. Я ведь помню, сколько раз тебе приходилось бросать все дела и бежать, чтобы угомонить его. И вот — надо же такому случиться! Ты должна была выйти за него… — Эти последние слова прозвучали почти как стон. — Я тебе еще тогда говорила. Говорила, что перед тобой открывается заветная дверца и что надо хватать все, что за ней лежит. А что сделала ты? Все тянула, да тянула, пока время не ушло. Ты чокнутая. Знаешь, Тилли, ты просто чокнутая. Ты как будто сделана из двух половинок: одна деловая, но маленькая, поэтому ты так хорошо заправляешь хозяйством, а другая, большая, — мягкая, словно каша… Тебе давно надо было выйти за него.

Тилли вздохнула и на мгновение закрыла глаза.

— Все мы крепки задним умом, Бидди: только когда оглядываемся назад, понимаем, что нужно было поступить так-то и так-то. А я вот не поступила. Так что теперь будь что будет.

— Пей чай, — уже совсем мягко отозвалась Бидди. — И не трудись спускаться, если тебе неохота. Я уже прикинула, что приготовить на обед. Вермишелевый суп, потом котлеты в тесте, а главное — как ты велела, баранья нога и кролик под соусом «карри» с отварным рисом. Ну, а потом — сливовый пудинг и оладьи с яблоками, уж что они выберут. Из сыров остались только «бондонские», «стилтон» кончился. Ну, если они справятся с тем, что будет на столе, то с голоду уж никак не умрут. Господи Боже мой, и куда только у них все это помещается. Вчера подала индейку — впечатление такое, что вокруг нее сидело не меньше трех десятков душ, а не трое. Вдобавок, еще и каштаны все поели. А куропатки! Поглодали косточки так, что куда там ястребу. Я уж так и сказала Кэти. Знаешься думаю, главный у них в этом деле — мистер Джон. Посмотришь как лихо он все это убирает, так подумаешь, что парень отработал две смены, а не валялся весь день на диване… Но все-таки, если честно, мне он больше всех по душе, хоть и заикается, бедняга. Ну да ладно, я пошла вниз. Не тревожься ни о чем, я присмотрю, чтобы все было как надо. Жаловаться не придется.

— Спасибо, Бидди. Попозже я спущусь.

— Да-да, вот это правильно. Тебе сейчас не стоит быть одной. Ну, я пошла, девуля. Постарайся успокоиться.

Едва успев закрыться, дверь снова распахнулась, и Кэти, чуть не столкнувшаяся с матерью, сообщила шепотом:

— Мисс Джесси… то есть миссис Картрайт… Она хочет видеть тебя, Тилли. Внизу, в диванной.

Тилли тяжело поднялась.

— Очень хорошо. Спасибо, Кэти. Я спущусь через минуту.

Дверь закрылась, а Тилли так и не тронулась с места. Временная хозяйка дома послала за ней, и ей следовало бы поторопиться, но уже много лет она не мчалась бегом ни на чей зов и не собиралась делать этого сейчас.

Тилли спокойно подошла к зеркалу и пригладила волосы. Она уже давно не носила ни чепца, ни формы для прислуги, и сегодня на ней было самое темное из ее платьев — фиолетовое из рубчатого плиса. Его подарил ей Марк на прошлое Рождество вместе с небольшой брошью в виде веточки ландыша — четырнадцать маленьких бриллиантов в золотой оправе. Брошь когда-то принадлежала его матери. Это была единственная вещь, оставшаяся у него после того, как ему пришлось забрать из банка и продать все ее драгоценности, чтобы поправить свои сильно пошатнувшиеся дела.

Прошло не менее пяти минут, прежде чем Тилли открыла дверь диванной. Она не постучалась, и эта дерзость не ускользнула от внимания молодой дамы, сидевшей в кресле у камина.