Эрика Джонг - Как спасти свою жизнь

И потом еще вопрос секса. Меня очень беспокоило отношение ко мне читающей публики, поэтому поддержка и совет Джинни мне были крайне необходимы. В наши дни все так помешаны на сексе, что поэтический сборник, в котором секс выступает как художественная метафора, часто воспринимается как откровения бывшей проститутки. Именно это волновало меня больше всего, и Джинни прекрасно знала об этом. Как реагировать мне на подобные обвинения, где та граница, которая разделяет естественные проявления человеческой природы и половую распущенность, где искренность и открытость перерастают в желание пощекотать нервы и посмаковать разного рода пикантные подробности? Я ждала ответов от Джинни.

— Как мне себя вести, если они вдруг подойдут и спросят про плотскую любовь без комплексов? — спросила я.

— Поблагодари их, — уверенно сказала Джинни.

— Поблагодарить их? — я не могла поверить своим ушам. — За что?

— Поблагодари их, — повторила она, — потому что, как бы ни были грубы их слова, как бы ни была вульгарна их речь, на самом деле они хотят сказать, — (я имею в виду, твои поклонники хотят сказать), — даже если они берут тебя за горло и пишут похабные письма, — что они глубоко взволнованы. Они не умеют иначе выражать свои мысли, но имеют в виду следующее: «Мы потрясены. Вы затронули самые потаенные струны души, но поскольку мы не решаемся назвать это душой, мы называем это пенисом». Так что скажи им «спасибо», а потом добавь: «Подождите трахаться, пока я вас не позову!»

Все заревели от восторга.

— Блестящая фраза! Можно, я ее украду?

— Да ради Бога! Разве это воровство? — ответила Джинни с чувством. — Ваши слова, мои слова, — разве язык может принадлежать одному человеку? Или одному поэту? Язык принадлежит всем. Скорее даже, он принадлежит Богу. — И ее взгляд устремился куда-то в невидимую даль, словно ей явилось божественное видение.

«Она воплощенный дельфийский оракул», — подумал я.

— Как ты не понимаешь, Изадора, нет «твоих» стихов или «моих» стихов. Нет «твоих» и «моих» строчек. Есть только язык, а мы его хранители. Мы говорим от имени тех, кто не может сказать за себя, мы выражаем и их мысли, а не только свои. Это и есть момент творчества, именно тогда мы искренни до конца. А когда замолкаем, мы вдруг начинаем заботиться о своем «я». Да и критики все толкуют о личности в искусстве. Кто автор? Чья книга? Какой объем? Чем награждена? Но дар речи, талант, — он не имеет имени, как не может застыть в единожды установленном русле полноводная река. Она течет, не признавая границ, по горам и долинам, из страны в страну, из цивилизации в цивилизацию. Люди ограниченные сидят и спорят об именах, наклеивают ярлыки, а река течет себе и течет, и ей неважно, назовут ее Джинни Ривер или Изадора Ривер, будет она мужского рода или женского, в зависимости от страны, куда попадет. Она не заботится о том, какой тираж соберет, какие отзывы, какой гонорар, — она знай себе течет. А ты — ее слуга, и твое дело не сдерживать поток своим дурацким эго, беспокойством, признают или нет, каким именем подпишут, не украдут ли строку, да как станет реагировать читатель; твое дело — плыть вместе с потоком. Остальное не касается ни тебя, ни меня.

В комнате повисло молчание, все были ошеломлены.

— У потока, — продолжала она, — гораздо больше прав, чем у личности, которая ждет одобрения. Более того, единственно возможные права именно у потока, у реки. Твоя главная ошибка, Изадора, в том, что ты переживаешь, как называется река, кто и что о ней говорит. «Значительная» ли это река? Достаточно ли она «искусная и лиричная»? Насколько она «выдающаяся»? Да какое все это имеет значение — пока она течет? Все остальное ерунда, борьба за влияние, жажда славы, короче говоря, — политика. Твое собственное «я» не имеет здесь никаких прав, как не имеет прав и собственное «я» критиков. Единственно законные права принадлежат реке. А права реки — это права читателей. Никто больше не имеет права влиять на течение реки — ни критика, ни сам автор. Есть только река и читатель, который, подобно рыболову, стоит в сапогах посередине реки и вылавливает из нее то, что может поймать, пытаясь разглядеть себя в быстро движущемся потоке и раздобыть себе пищу. Все права у него, а не у тебя. Твоя задача — следить, чтобы ничто не сдерживало поток, не поворачивало его вспять. Чтобы рыболов мог разглядеть в волнах реки свое лицо и поймать что-то на обед. И все. Больше тут ничего не скажешь.

Прежде чем уйти, Джинни отозвала меня в сторону и дала мне небольшой продолговатый пакет, завернутый в тонкую оберточную бумагу.