Виктория Чанселлор - Вечность и день

7 июня 1995 года.

Южная Каролина, побережье.

Переселив страх, Линда О'Рорк посмотрела на темные узкие ступени, ведущие в мансарду. Вид стен, испещренных зелеными пятнами, только усиливал ее подавленное настроение. Обычно такое уныние наводило на нее лишь хмурое небо перед сильным штормом. А сейчас солнце ярко освещало дом, хотя сразу после полудня лучи солнца уже не попадали на лестницу. Свет от лампочки в коридоре освещал только половину ступеней, словно сверху был опущен невидимый занавес.

Наверху никого нет. Ты одна в доме. Поднимись по ступеням.

Ступеней было восемнадцать. Линда знала это с детства, сбегая и поднимаясь по лестнице и каждый раз пересчитывая их. Но ей уже давно не хотелось подниматься по этим ступеням. Ей вообще не хотелось идти в мансарду, хотя желание вспомнить, что случилось за этой закрытой дверью четырнадцать лет назад, не покидало ее.

Боясь передумать, Линда ступила на лестницу, повторяя про себя: «Наверху никого нет, наверху никого нет». Поднявшись, она взялась за медную дверную ручку. Несмотря на душный знойный летний день, ручка оказалась пугающе холодной. Линде захотелось отдернуть руку, но она пересилила себя. Ведь она поклялась не поддаваться страху.

«Хорошо, что ручка холодная, — сказала она себе. — Старые дома так и строили, чтобы в них было прохладно даже без кондиционера. Вот почему ручка холодная. Ты помнишь это с детства — ничего сверхъестественного. Теперь ты — взрослая женщина, ты можешь справиться с этим».

Открыв заскрипевшую дверь, Линда помедлила, переводя дыхание, и осмотрелась. Одну стену занимали встроенные деревянные полки, уставленные коробками от обуви, пустыми пластмассовыми ящиками и прочим хламом. Линда улыбнулась, узнав розовую пластмассовую коробку с куклой Барби и ящик с цветными кубиками. Ностальгические воспоминания теплой волной нахлынули на нее. Летние месяцы, которые она ребенком проводила в Южной Каролине, были самыми беззаботными в ее жизни.

У дальней стены стояли рядом два старых сундука. Еще один, голубой, одиноко стоял у двери. Линда вспомнила, что он полон вышедшей из моды одежды, которую носили лет двадцать назад. Бабушка никак не решалась выбросить все это, надеясь, что платья и костюмы могут когда-нибудь понадобиться. За свою долгую жизнь бабушка заполнила трехэтажный дом вещами, которыми годами не пользовалась, но почему-то хранила. Теперь бабушка умерла, и Линде предстояло все разобрать.

Она тяжело вздохнула. В последние годы Линда часто навещала бабушку, но у нее никогда не хватало смелости подняться в мансарду. Она приходила в ужас от одной мысли, что придется подниматься по ступеням, представляла себе, какие ужасные последствия может иметь возвращение в мансарду. Сейчас Линда покачала головой: какое ребячество! Все страхи существовали только в ее воображении. Мансарда так же выглядела и точно так же пахла, как во времена ее детства, — уединенное пыльное помещение, каким оно и осталось в ее памяти.

Линда переступила порог и дошла до середины комнаты, осторожно ступая босыми ногами по шершавому полу. Ничего страшного не произошло. Она почувствовала, как напряжение отпускает ее, плечи расслабились, она могла уже спокойно вздохнуть. Встреча с прошлым оказалась не такой страшной, как она себе представляла.

Солнечный свет проникал через два слуховых окна, закрытых прозрачными желтыми занавесками. Пылинки плясали в лучах, словно радуясь тому, что можно порезвиться. Каждое лето Линда с родителями приезжала из Нью-Йорка в Южную Каролину; иногда с ними была Джерри, ее лучшая подруга. Потом отец и мать возвращались домой, к своим обязанностям, а Линда оставалась. Все жаркие летние месяцы она проводила здесь, беззаботно резвясь, и возвращалась домой, когда ее кожа становилась бронзовой от загара и дубела, вьющиеся волосы выгорали от бесконечного пребывания на солнце, а подошвы ног становились грубыми оттого, что она бегала босиком по песку.

В феврале прошлого года по завещанию бабушки дом на побережье достался ей, но Линда еще не решила, что будет делать с этой собственностью: дом находился далеко от Чикаго, где она постоянно жила. Она не знала, как поступить и с памятью о прошлом, и с семейными реликвиями. В какой-то степени она была тесно связана с прошлым, до сих пор мысленно упорно возвращалась к нему и сейчас не могла отвести взгляд от ветхого коричневого карточного стола, который так и стоял под слуховыми окнами. Закрыв глаза, можно представить, что они с Джерри сидят за столом, положив руки на доску для спиритических сеансов. На лицах пятнадцатилетних девочек написано ожидание.