Джоанна Лэнгтон - Итальянский темперамент

Но, должно быть, его речь была дельной и остроумной — несколько раз то внимательное молчание, с которым публика обычно внимает ораторам, знающим, как привлечь ее внимание, прерывалось взрывами смеха. Но она слышала только низкий, звучный голос Винченцо; его легкий акцент только подчеркивал чувственность этого голоса. Больше она ничего не слышала и не понимала.

Все поднялись со своих мест. Эдди сделал знак Марше. Она всей душой пожалела о том, что не может сделать вид, будто ничего не заметила, и встала, с облегчением обнаружив, что толпа совершенно закрыла от нее Винченцо. Неудивительно, язвительно подумала она. Упустить шанс, пусть и мимолетный, повертеться рядом с Винченцо Моничелли, принадлежащим к высшей элите общества, никто не желал.

— Замечательная речь, вам не кажется? — заметил Эдди, слегка приобняв Маршу за плечи, к ее глубокому удивлению, и с нескрываемым удовольствием наблюдая за толпой, поглотившей Винченцо.

— Да, очень впечатляет.

— А где вас носило? — проворчал старик недовольным тоном. — Я хотел, чтобы вы сели с нами за главный стол.

— Я не знала… очень жаль.

Но ей было нелегко сделать вид, что она действительно сожалеет об этом. Как только Марша поняла, какой опасности избежала, то почувствовала огромное облегчение. Еще немного везения — и вскоре она сможет сбежать домой, а там собраться с мыслями и решить, как ей себя вести, когда ее будут представлять Винченцо. Все равно ведь рано или поздно это должно будет случиться.

Скажи все сейчас, твердил внутренний голос. Скажи Эдди, что когда-то работала на Винченцо. Старый Шульц будет, конечно, удивлен, но вряд ли потом станет возвращаться к этому вопросу.

— Думаю, что это моя вина. — И он с улыбкой взглянул сверху вниз на Маршу. Ее маленькая, стройная фигурка всякий раз напоминала ему покойную жену.

— Мистер Шульц? — Кто-то внезапно вмешался в их разговор. Рука старика с видимой неохотой оторвалась от ее хрупкого плеча. Марша покраснела, почувствовав смущение и беспокойство. Ей всегда казалось, что Эдди Шульц уважает в ней знающего и трудолюбивого работника, но она никогда не думала, что может ему нравиться как женщина.

— Где это ты пряталась весь вечер, дорогая?

Марша резко обернулась на голос, но, встретившись со знакомыми темно-карими глазами, побледнела и попятилась.

— Винченцо… — прошептала она побелевшими губами, изо всех сил пытаясь взять себя в руки, твердя себе, что у нее была масса времени для того, чтобы приготовиться к этой встрече. Но эти доводы никак не действовали на нее.

— Да, Винченцо… Винченцо, который отлично тебя помнит, — пробормотал он. От его сухого тона Маршу бросило в дрожь. — Предупредить, что ли, этого старого козла, что он вот-вот попадет в пасть к крокодилице? Или держать рот на замке?

— Что ты хочешь этим сказать? — обескураженно пролепетала Марша.

— Конечно, со стороны ты выглядишь как добропорядочная молодая женщина, но думаю, что это совсем не так. Ты хитрая маленькая сучка, — продолжил он непринужденным светским тоном, от которого его слова звучали еще более дерзко. — Но я тебя насквозь вижу. Ты не изменила своей традиции и по-прежнему спишь с боссом.

Совершенно не готовая к столь неожиданному нападению. Марша изумленно поглядела на него.

— Да как ты смеешь?..

— За столом старый дурак Шульц вел себя как мартовский кот в поисках кошки. Сначала я не понял, что это с ним творится, но теперь мне все ясно, — насмешливо продолжал Винченцо. — Должна же быть какая-то очень веская причина, по которой ты торчишь в этой дыре за паршивые гроши.

Марше показалось, что Винченцо тронулся умом. Задыхаясь от гнева и негодования, она прошипела:

— Как вы… ты смеешь говорить мне такое?

Винченцо тихо рассмеялся.

— Великолепно, дорогая! Ты отлично изобразила оскорбленную невинность! Однако ты забыла, что я не старый дурень, гоняющийся за вниманием молодой и сексуальной женщины. Я Винченцо Моничелли… И если бы ты тогда, четыре года назад, не испарилась, то я бы тебе пообрывал руки и ноги за все, что ты натворила!

Не в силах отвести от него изумленного взгляда, Марша инстинктивно отступила назад. Она была так поражена, что почти ничего не соображала.

— Но тебе-то я что сделала? — Ее голос срывался от страха и обиды.

— Ты, похоже, не знаешь о том, что сицилийцы никогда не забывают зла и предательства и платят за него сполна, даже если и приходится подождать пару лет… И не надейся, сучонка, что тебе и на сей раз удастся улизнуть!