Кэрен Бришо - Как бы нам расстаться

— Это что, та штуковина, с помощью которой исполняются добрые и злые желания? — спрашиваю я Джону. — Может быть, она мне скоро понадобится, когда он опять будет ставить Джимми Хендрикса.

— Тогда тебе не придется целовать его, желая спокойной ночи, — отвечает он.

— Кого, Джимми?

Джона смеется, но на его лице мелькает что-то, не сочетающееся с морщинками вокруг глаз.

В конце концов я бросила пытаться заставить людей правильно произносить мое имя. А может, и неправильно — как посмотреть. После множества перекличек в течение семестра-двух я поняла, что преподаватели, так или иначе, всегда рифмуют «Уичита» с «пустота», а не с «нарочито». И я перестала поправлять людей: наверное, этим и отличается жизнь в большом городе от обитания в городишке в прериях. И уже было странно, когда Джонз называл меня «Уичи-и-та», но и к этому я привыкла.

— Вам домой? «Универсальные перевозки» к вашим услугам! — говорит Джона, когда мы выходим на ночной холод.

Это наша старая шутка. Как-то мы поспорили, что он не сможет пронести меня до конца квартала. Он смог. Я проиграла. Но в последнее время меня ужасает даже мысль о том, чтобы прикоснуться к нему.

Я слишком в нем нуждаюсь.

Я слишком от него завишу.

Когда у меня трудности, я иду к Джонзу. Когда мне грустно, я звоню Джонзу и он приходит и успокаивающе похлопывает меня по плечу, пока я вздыхаю и жалуюсь. Когда я злюсь… Ну что же, Джонз хоть не смеется, когда я срываю кожу на руках, молотя по предметам, чересчур твердым, чтобы бить по ним со всей силы.

Если у меня и начнутся трудности с Индией, то только по моей вине. Она лучшая соседка из тех, что у меня были. Моет за собой посуду… Не бог весть что, конечно, но предыдущая моя соседка считала себя ценительницей изысканной пищи и пачкала уйму посуды, делом доказывая, как велики ее кулинарные таланты. У талантливых поваров, помимо многочисленных кастрюль, тяжелых сковородок, ножей и разделочных досок, обычно есть и посудомоечные машины. А в моей квартире только мойка-раковина без всякой хитрой автоматики. Индия не отличит гурмана от грубияна — питается она готовыми салатами и хлопьями, — зато знает, как открыть кран с горячей водой и как пользоваться моющими средствами. Так что мне есть с чем сравнивать, и я не жалуюсь.

Однажды, когда Джона ворвался ко мне, наотмашь ударил меня по щеке, а затем выбежал из квартиры, Индия сказала:

— Ну, ребята, можно подумать, что вы женаты или что-то вроде того. Вы что, срослись друг с другом?

Вот так.

А потом я увидела по телевизору репортаж о сиамских близнецах, сросшихся головами. Они были откуда-то из Афганистана, или Казахстана, или еще из какого-то «стана» и ехали в госпиталь «Джон Хопкинс» [6] Университет имени Джона Хопкинса имеет известную в США больницу. или какую-то другую больницу… В общем, я не помню подробностей; важно, что это были два маленьких ребенка, и у них срослись черепа, и врачи не знали, достаточно ли там мозга, чтобы при разделении они оба выжили, или у них один мозг на двоих. И я сидела, смотрела на экран и думала: «О Господи, а у меня-то есть собственный мозг?»

Или я просто часть Джоны? Я имею в виду, мозга Джоны.

А все из-за Индии, из-за того, что она сказала, будто Джонз и я срослись друг с другом. Наверное, именно так нисходит озарение — кажется, так называется, когда люди вдруг что-то понимают, — а потом появляется подтверждение тому, что это озарение соответствует действительности. Вот, например, жене вдруг приходит в голову: «Боже! Он мне изменяет!» А потом она начинает находить какие-то квитанции за цветы, которых она в глаза никогда не видела, и за номера в гостинице в квартале от дома… Индия говорит: «Вы что, срослись друг с другом?» — и я смеюсь, но когда вижу репортаж о сиамских близнецах, то начинаю задумываться, не общий ли у нас с Джонзом мозг. Бывают у меня собственные мысли? Могу я, скажем, самостоятельно пошевелить мизинцем или надо, чтобы сперва Джонз подумал об этом? Могу ли я пойти? И так далее.

Ну в общем, вы понимаете, о чем я.

Поэтому, когда Джонз спрашивает, не нужно ли доставить меня домой, я не могу без содрогания коснуться его, потому что боюсь, что тогда мы окончательно сольемся и я уже не в состоянии буду даже дышать самостоятельно. Печально, когда оказываешься в таком положении в двадцать восемь лет, прожив одиннадцать лет вдали от дома. А у тебя уже степень магистра искусств, полученная за писательское творчество, и ты убиваешь себя, строча просьбы о грантах для заштатного музея… И отношения с мужчинами ни к чему не приводят, потому что у всех мужиков мозги загустели.