Лариса Шкатула - Фея с улицы Иркутской дивизии

— Досадить! — с обидой выдохнула Сима. — Получается, это он так ответил мне на добро? Я же его, считай, преобразила!

Что она говорит! В такую минуту не может не сморозить глупость.

Гвоздев, пропуская ее в калитку, которую Сима перед тем успела открыть, в удивлении даже придержал ее за локоть.

— Преобразила, значит, поучаствовала в судьбе, на манер той же Веры Корецкой?

Сима кивнула.

— Вы, мадам Назарова, совсем не делаете выводов из своих ошибок, — сказал он тоном строгого учителя. — Преобразила. Что это у тебя за мания: вмешиваться в жизнь людей! И в самом деле возомнила себя феей?

— Иван, мы сейчас с тобой поссоримся, — закипая, сказала она. Но через мгновение — они некоторое время шли по двору к дому молча, каждый переваривая сказанное, — она спросила жалобно: — Зачем ты меня обижаешь?

— Злюсь, — признался он. — Что ты, в самом деле, как маленькая?

Сима открыла дверь коридора, и он тоже вступил вместе с ней в огромную прихожую, которую Сима всегда щедро освещала, несмотря на прочую экономию средств.

Он помог ей раздеться, повесил на вешалку ее пальто и свою куртку и, не скрываясь, огляделся.

— Не по средствам живете, Серафима Евгеньевна!

— На заводе подворовываю, — фыркнула она.

— Мама, ты пришла? Наконец-то! — раздался детский голос.

У края лестницы возникла вихрастая голова ее младшенького.

— Что значит «наконец-то»? — строго спросила Сима. — С каких это пор вы разучились без меня обходиться?

— С таких самых, как Лешке в школе пробили голову…

Он осекся, заметив, что мать покачнулась и, наверное, упала бы, если бы Гвоздев ее не подхватил.

— Парень, ты бы поосторожнее сообщал плохие новости! — заметил он мальчишке.

— А что же, никого нет, я один с ним вожусь. Может, ему «скорую» вызвать? Еще и Лерка где-то шастает, хоть бы она его перевязала.

Гвоздев, приловчившись, подхватил Симу на руки и понес по лестнице. Поднявшись, он положил свою ношу на диванчик в столовой, быстро осмотревшись, налил в стакан воды и, похлопав женщину по щекам, заставил ее выпить.

— Пришли в себя? Полежите немножко, а я пойду взгляну, что там с вашим Лешкой.

Он опять стал звать ее на вы, наверное, чтобы не раскрываться перед детьми.

Кирилл терпеливо ждал его, ничуть не удивляясь, что в доме появился незнакомый мужчина. Но спросил:

— Как вас зовут?

— Хочешь, зови дядя Иван или Иван Матвеевич.

— «Дядя Иван» лучше, — сказал мальчик, увлекая Гвоздева за собой.

В комнате, куда его привели — о принадлежности ее определенному хозяину говорили стоявшие на полках модели самолетов, тут и там валявшиеся к ним запчасти и книги типа «Российская авиация. Начало», — он увидел лежащего на кровати подростка, одетого, с мокрым полотенцем на голове.

— Где тут раненый? — бодро спросил Иван Матвеевич.

— А вы кто, врач? — Взгляд Алексея испуганно заметался по лицу, отыскивая подтверждение своему вопросу.

— Не врач, но первую помощь оказать сумею, — проговорил он и обратился к Кириллу: — Аптечка в доме есть?

— Есть. Я уже принес. Только перевязывать не умею. Лерка палец перевязывала, я смотрел. Запоминал. А как голову перевязывать, не могу сообразить: она же большая.

Рана оказалась неглубокой. Что-то — скорее всего камень — прошлось по касательной, сорвав лоскуток кожи: на месте удара наливалась шишка.

— Голова кружится?

Лешка повертел головой и проговорил неуверенно:

— Кажется, нет.

— «Кажется»… Где это тебя угораздило?

— Игорь Малышев. Камнем, — мрачно сообщил Лешка. — Ну ничего, я ему припомню!

— Тоже его камнем отоваришь?

— Этот Малышев — такая гнида, — вмешался Кирилл. — В спину камнями бросает.

— В спину? И правда, гнида, — сказал Гвоздев, открывая пузырек с йодом.

— Не хочу йодом! — захныкал Лешка. — Щипать будет.

— А я тебе на рану подую, и пощиплет совсем немного. Терпеть можно… Или ты не мужик?

— Мужик!

— То-то же, терпи!

И тут в комнату ворвалась Сима:

— Лешенька, что с тобой?

— Сейчас начнется, — шепнул Кирилл, но мать услышала.

— Я тебе дам «начнется»! — Она привычно отвесила младшему подзатыльник. И попыталась оттолкнуть Гвоздева. — Дай я посмотрю!

— Сима, ты бы пошла на кухню, разогрела чего-нибудь, — предложил Гвоздев, накладывая на рану марлевую повязку.

— На кухню? — удивилась она. В своем доме ей не дают делать то, что она хочет, и всем командует посторонний мужчина. Отправляет ее на кухню, как будто только там ей и место.