Ирина Лобановская: Измайловский парк

Окна отчаянно таранил вконец охамевший ноябрьский ветер. Злобился, что его не пускают погреться. Выл и угрожал страшным террором.

— Как холодно в этом году! — вздыхала мать. — Хотелось еще побыть на даче… А тут уже заморозки по ночам.

Мать обожала дачу и готова была жить там не только с апреля до поздней осени, но вообще круглый год. Маленького Валерика она утаскивала туда рано, едва принимались стаивать высокие мягкие ласковые снега да начинали слабо проклевываться застенчивые почки на деревьях. И младшеклассника Валерку мать тоже увозила за город в мае, не обращая никакого внимания на предостережения вовсю распускающегося дуба и зацветающей черемухи. А делать это они испокон веков привыкли совместно, дружно, чтобы не растягивать всеобщее удовольствие от весенних минусов.

Тогда Валерке за городом нравилось все: велосипед, летние приятели, поля, леса, речка… А потом он подрос, и все сразу резко изменилось: какой-то скучной показалась эта дачная жизнь, и надоели поля и леса — унылое зеленое или желтое однообразие. Приятели куда-то разбрелись, девчонки тоже. И делать там стало нечего. Не смотреть ведь до одури телевизор, вывихнутый на сериалах!

Поэтому теперь Галина Викторовна ездила на дачу одна.

А сейчас Валерий готовился к первой в его жизни сессии. Заранее. Волновался, стараясь себя не выдать. И по школьной привычке бродил из угла в угол с учебником в руке, монотонно повторяя самые трудные и важные абзацы. Иногда он выходил из своей комнаты — почти машинально — и делал несколько шагов по темному узкому, чересчур тесному коридорчику от вешалки и шкафа, продолжая бубнить себе под нос.

Мать Валерку в эти минуты не окликала, не тревожила. Врач-хирург, она много лет работала в Ожоговом центре, а позже, когда уже стало не по силам выносить такую чудовищную нагрузку, перешла в больницу, в отделение гнойной хирургии, где в основном вскрывала фурункулы да удаляла липомы и атеромы.

Валерий споткнулся о большую коробку и выругался себе под нос. Вечно мать понаставит барахла, не повернешься! Нет, прав отец — им нужна совсем другая квартира. Светлая, большая, с высокими потолками. И разве не заслужили ее Валеркины родители, медики, вкалывающие в клиниках с утра до ночи? Но вот не заслужили…

Валерию стало в очередной раз больно и обидно за семью, и он хмуро уткнулся в учебник. Анатомия — лучшая защита от жизненных неурядиц. Средство испытанное и надежное.

Из-за плотно закрытой двери в комнату, гордо именуемую матерью гостиной, а на самом деле мрачноватую клетушку с пожелтевшими от старости обоями, доносились голоса матери и дяди.

Этот дядька… Валерий потер лоб с большой подозрительностью.

Дядя Виктор свалился на голову Паниных совершенно неожиданно. Более того — до сегодняшнего дня Валерий вообще слыхом не слыхивал ни о каком дядьке.

Часа два назад мать открыла дверь на звонок, растерянно произнесла: «Витька…» — и странно замолкла. Валерий отложил учебник. Надо бы одеться и посмотреть, кого там принесло. Обычно Валерий сидел у себя в комнате голый до пояса. Когда мать звала обедать, торжественно говорил:

— Ну, к столу надо надеть фрак, — и напяливал растянутую от стирок футболку.

Он и сегодня моментально ее натянул и с любопытством вышел в переднюю. Лысеющий высокий мужчина лет пятидесяти, обремененный солидным брюшком и одаренный плутовскими маленькими карими глазками, проворно зыркнул ими в сторону Валерки.

— Племянник, значит? Голубь ты мой! Ишь, какой вырос! Эх, Галка, Галка! Сколько мы с тобой ошибок понаделали! Сколько глупостей насовершали! А не видались сколько?

Мать нахмурилась:

— Раздевайся, Виктор, проходи… Не видались давно. Ты и не звонишь совсем. Я думала, выбросил меня из головы. Другим она у тебя занята. Познакомься, Валерик, это твой дядя Виктор. Мой младший брат.

— Нежданный гость! Прям как в кино! — насмешливо восхитился Валерий. — Только там чаще вот точно так же знакомят с отцом. «Познакомься, доченька, твой отец!» И дальше немая сцена… А почему я никогда не видел своего дядьку? Еще одного представителя старинного дворянского рода Паниных?

— Бойкий ты, выходит? — разулыбался дядька, снимая куртку. — Галка, если тапочек нет, не тревожься. Я люблю босиком или в носках.

Он тотчас сориентировался в крохотной квартирке и направился на кухню. Там дядька поставил на пол большую сумку, довольно удачно закрыв вытертые до белизны места на линолеуме, и стал выгружать из нее пакеты и бутылки.