Ирина Лобановская: Цена ошибки

В то утро он стоял в переполненном автобусе, держась за перекладину и одновременно умудряясь перелистывать учебник по химии, пытаясь на ходу еще раз вспомнить самое сложное, самое занозистое, на чем легко споткнуться на экзамене. Вдруг Игорь ощутил чужую руку в кармане своих брюк. Крепкая ладонь, вкрадчивая и ловкая, уверенно ползла все ниже и ниже, в глубину. Кошелек! Сколько раз мать предупреждала его не носить деньги в карманах! Игорь резко оглянулся и наткнулся на взгляд узких водянистых глаз невысокого мужичонки. И сразу почувствовал острую боль — воришка лезвием располосовал не только карман, но и ногу… Истошно заголосила какая-то женщина, заметив кровь. Узкоглазый стал проталкиваться к выходу. Задержать его никто не осмелился…

Игорь стоял, прижимая пальцы к напитывающимся кровью брюкам, и думал: а как же экзамен по химии?…

В больнице он пролежал два месяца. Рана никак не заживала, образовался свищ. Каждый день приходила мать, сидела возле и говорила о том, что это счастье — нога цела, и врачи здесь замечательные, и армия теперь Игорю не грозит… Его действительно позже освободили от службы вчистую, выдали белый билет и заявили: «Свободен!»

Заодно он стал свободен и от учебы.

Когда Лазарев выписался из больницы, пересохшую за лето землю уже усердно поливали осенние, трудолюбивые, аккуратные дожди и экзамены в вузы давным-давно закончились. Надо было думать, чем заниматься. Мать посоветовала часовую мастерскую.

— Ты знаешь, — оживленно поделилась она сокровенным, — я еще в детстве обожала смотреть на часовщиков! Они так тихо колдовали над часами, надвинув на один глаз лупу! Я смотрела на них и представляла их настоящими волшебниками. Даже пальцы их казались мне колдовскими. И я подолгу стояла рядом в ожидании чуда. «Ты что, девочка? — как-то спросил меня мастер, глянув в мою сторону одним глазом. Второй у него был под лупой. — Ты зачем так часто сюда ходишь?» Я смутилась и убежала… Так и не дождалась чуда…

Мать выразительно покосилась на отца, смирно сидящего на диване с чашкой кофе в руках. Отец на этот взгляд никак не прореагировал — давно привык. Он был старше матери на шестнадцать лет, баловал ее, как малое дитя, носился с ней, как с любимой игрушкой, исполнял любое ее желание. В результате мать сделалась невыносимо капризной и жеманной, не терпела ни малейших возражений и всегда настаивала на своем. Правда, вела себя так исключительно с отцом. Переносить эти свои уже неплохо отработанные и освоенные методы воздействия на других мать не решалась. А Игоря в глубине души побаивалась — он нередко посматривал на нее ехидно и понимающе. И тогда мать начинала стыдиться себя и своего поведения. Но продолжалось это недолго.

— Часовщик? О-ля-ля… — громко удивился Игорь. — Никогда не думал… А впрочем, можно попробовать…

Он окончил училище, постепенно освоил часовое дело, но сохранил давнюю, еще детскую мечту о вузе. Только сначала решил проконсультироваться у известного профессора — нога по-прежнему беспокоила, свищ не закрывался. Игорь мучился, хромал, старался скрыть свою беду от других. Но это удавалось плохо.

Старый часовщик, которого все величали Поликарпычем, однажды вечером остановился возле Лазарева. Седые редкие волосики забавными клочьями торчали на голове старика, щуплого, сутуловатого, но на редкость проворного и говорливого.

— А чего это ты, Игоряха, никогда с девками не прогуляешься?

Игорь оцепенел и почувствовал, как заливается темным, свекольным румянцем. Он всегда краснел по-темному, как шутил отец.

— Откуда вы знаете? Это ведь после работы… — пробормотал он.

— Да оттуда! — звонким фальцетом объявил Поликарпыч. — Девки — они ровно мухи! Ежели найдешь себе одну — так и начнет она виться вкруг тебя, так и станет порхать да кружить! И на работу залетит невзначай — проведать милого да поглядеть, как он тут службу справляет. И еще позвонит вдругорядь. А ты сидишь один, сыч сычом… Почему, Игоряха? Молодые года-то уходят, убегают даже, я бы сказал.

Лазарев молчал. Не расскажешь ведь Поликарпычу о своей беде…

Какие там девушки…

Конечно, молодой, статный, высокий Игорь не оставался без женского внимания. Но ни одна его дама долго рядом с ним не выдерживала: из свища постоянно шел гной, распространяя неприятный запах. Игорь старался два раза в день — утром и вечером — принимать ванну. Помогало ненадолго. Производственная фабрика гноя работала безотказно. И потому эти, по образному определению Поликарпыча, легкокрылые мухи улетали в другие, более благоуханные покои…