Екатерина Вильмонт - Кино и немцы!

— Знаешь, я, кажется, придумала, как нам найти твою маму! Конечно, сегодня не самый подходящий для этого день… Но попытка не пытка. Ты вот поешь все-таки… Пирожное хочешь?

— А какое? — деловито осведомилась Василиса.

— Есть эклер, есть наполеон.

— А можно сначала наполеон, а потом эклер?

— Можно, — улыбнулась Майя, — но может, сперва бутерброд?

— Нет, спасибо. Лучше пирожные.

— Вообще-то я тебя понимаю. Вот, садись, а мне надо позвонить. Чаю налить?

— Да ну его. А лимонадику у вас нет?

— Увы, чего нет, того нет.

— А какао?

— Какао? Какао где-то, кажется, было! Ага, вот!

Она заварила девочке какао и пошла в комнату звонить. Понимая, что, если ее пошлют куда подальше первого января утром, она не вправе будет обижаться.

Но на ее звонки просто никто не ответил. Господи, подумала Майя, а если бы я все-таки поехала в Питер, что было бы с ребенком? Но что же это за отец? Чудовище какое-то! И как ему удалось отсудить девочку у матери? Или мать совсем уж пропащая? А девчонка такая славная! Красная Шапочка.

— Можно? — заглянула в комнату Василиса.

— Заходи. Ты сыта?

— Да. Спасибо.

— Слушай, Василиса, а как ты с папой договорилась?

— Он сказал, что четвертого заедет за мной к маме.

— Ну вот что! Я сегодня, в первый день праздника, никуда не дозвонилась. Ты пока останешься у меня.

— Но я к маме хочу… — насупилась девочка.

И тут Майю осенило. Вдруг кто-то из соседей помнит эту Ингу? На этаже было четыре квартиры, в одной из них жила пожилая дама с очаровательной коричневой таксой. Вот к ней, пожалуй, можно заглянуть в одиннадцать утра первого января. Надо только чем-то занять Красную Шапочку.

— Послушай, Василиса, ты можешь одна побыть минут двадцать?

— А вы куда?

— К соседке зайду, вдруг она помнит твою маму и что-то о ней знает.

— А можно я телевизор посмотрю?

— Ну конечно!

В ответ на звонок раздался громкий лай. Значит, соседка дома.

— С Новым годом, — улыбнулась Майя.

— С новым счастьем, Маечка! Заходите, вы не уехали к тетушке?

Майя открыла было рот сказать, что тетушка умерла, но у нее язык не повернулся.

— Тетушка в санатории, — ляпнула она первое, что пришло в голову. — Генриетта Павловна, простите, что беспокою вас в праздник…

— Да какое там беспокойство! Я вам рада. И вот Флавий тоже рад, видите, как хвостом виляет. Садитесь. Хотите кофе? У меня есть вкуснейший рулет с орехами, курагой и изюмом. Попробуйте, очень рекомендую.

— Сами пекли?

— Разумеется.

— Очень вкусно, спасибо. Извините, Генриетта Павловна, у меня к вам дело.

— Слушаю вас, Маечка. Но рулет все-таки ешьте.

— Я ем, спасибо. Так вот… Вы знали Ингу, которая раньше жила в моей квартире?

— Ну, разумеется. Малоприятная особа была. А почему вы спросили?

Майя торопливо объяснила соседке, в чем дело.

— О господи! — всплеснула руками старая дама. — Неужто такое возможно? Это же сюжет для фильма!

Генриетта Павловна когда-то работала редактором в объединении «Экран».

— И вы хотите найти Ингу?

— Конечно. Девочка рвется к матери.

— Я понятия не имею, где ее искать, я не поддерживала с ней отношений. Но меня поражает отец. Какая фантасмагорическая безответственность! Ничего не узнав, привезти ребенка и бросить одного? Невероятно. А знаете, в кино это можно было бы прекрасно разыграть: вы приютили ребенка, привязались к нему, потом возвращается блудный отец и у вас начинается роман…

— У меня не может быть романа с таким идиотом! — сердито отрезала Майя.

— Ах боже мой, романы могут быть и с идиотами, и с мерзавцами, в жизни всякое случается. К тому же я имела в виду не конкретно вас…

— Я понимаю. Значит, вы ничего об Инге не знаете?

— Погодите, если я ничего не путаю, она водила дружбу с Валентиной, которая живет на третьем этаже. Может, она в курсе. Вы с ней знакомы?

— Нет, к сожалению.

— Хорошо, я сейчас ей позвоню. Алло, Валечка, с Новым годом! Спасибо, дорогая. Валюта, у меня к вам один вопрос, довольно деликатный… Прекрасно, просто замечательно! — Генриетта Павловна повесила трубку и объяснила: — Она сейчас поднимется к нам. У нее там трое детей, ужасный шум стоит. А где же сейчас девочка?

— Телевизор смотрит.

— Бедняжка! Может быть, позвать ее сюда?

— Пока не стоит. Мало ли что тут может выясниться.

— Да-да, вы правы! Я очень надеюсь, что Валюта ЧТО-ТО знает. Она женщина редкостной доброты и всех всегда жалеет.

«Женщина редкостной доброты» появилась минут через десять. Ей было не больше тридцати, но, как многие светлые блондинки, она рано обабилась, или дело в трех детях?