Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

Я вышла на проезжую часть проспекта Мира и подняла руку. Почти сразу ко мне подкатила машина.

— На Шаболовку довезете?

За рулем старенького «Москвича» сидел такой же старенький человек.

— Как поедем? — скрипучим голосом осведомился он.

— Все равно.

— Ох, люди говорят «все равно», а потом начинают: почему так едешь, а не иначе. Вы уж лучше скажите!

— Мне действительно все равно, главное, поскорее туда попасть.

— Ну как хотите. А номер дома на Шаболовке какой?

— Не помню, я давно там не была, но я найду.

* * *

В машине я закрыла глаза, чтобы не пялиться на обновленные улицы, не отвлекаться от того совершенно забытого тепла, что разливалось внутри при воспоминании о беспутной тетке… Как я могла выкинуть ее из своей жизни на столько лет? За что?

Боже мой, сейчас даже вспомнить страшно, какая ненависть ко всем и ко всему жила во мне в первые годы эмиграции… В ее огне сгорело и невеликое мое прошлое, да и настоящее она тоже выжигала.

Как я жила тогда? И сколько лет меня все это мучило… А как я мучила всех, кто приближался ко мне…

Я была одинока, и только Янек, польский эмигрант на десять лет старше меня, что-то понял, сумел разглядеть и полюбить… И я начала оттаивать, но прошлое, мне казалось, безвозвратно сгорело… А теперь…

— Мадам, вот Шаболовка, — проскрипел старичок.

Я открыла глаза. Шаболовка почти не изменилась. Слава богу!

— Вон к тому дому, пожалуйста!

Я подошла к подъезду. И тут мало что изменилось, только дверь была заперта. Ничего, скоро кто-то выйдет или войдет, я подожду… Господи, только бы она была жива… И вдруг я вспомнила, как она часто шутила: «Чтобы я уехала отсюда? Ни за что! Тут рядом два кладбища — Донское и Даниловское, соседкам будет близко ходить на мою могилку!» — и подмигивала мне, мол, это ерунда, я никогда не умру, не бойся…

Дверь открылась, вышел пожилой мужчина с шарпеем на поводке. Раньше в Москве шарпеев не было. Я проскользнула в подъезд. Пахло тут не слишком хорошо, и лифт не работал. Мне стало легче, вообще тут, на Шаболовке, все было ближе к прошлому… Я поднялась на третий этаж и с бешено бьющимся сердцем подошла к Муриной двери. На площадке было три квартиры. Но Мурина дверь была самой новой и элегантной. Я набрала в легкие воздух и позвонила.

— Кто там? — раздался молодой голос, непохожий на Мурин.

— Простите, Мария Сергеевна дома?

Дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в одной майке, босая и растрепанная.

— Доброе утро. Вы к маме?

— Мне нужна Мария Сергеевна Северцева…

— А она на даче. И потом, она не Северцева, а Юрьева. Северцева ее девичья фамилия.

— Так ты, значит, ее дочь?

— Ну да, а вы кто?

— Не знаю, говорила ли тебе мама… Я, собственно, ее племянница…

— Вы Дина? — закричала девушка. — Вы правда Дина?

У меня в горле стоял комок. Я только молча кивнула. Но девушка, видно, поняла мое состояние.

— Да вы заходите, что ж на лестнице стоять? Ой, вам плохо, да?

— Нет, нет, просто от волнения… Столько лет прошло… Я очень боялась… Но, слава богу, все хорошо, да?

— Ой, как мама обрадуется! Я ей сейчас позвоню!

— Погоди, а как тебя зовут?

— Майя. Ой, а вы, значит, моя двоюродная сестра? Кузина, да? Супер! — захлопала в ладоши Майя.

— Тебя, конечно, назвали в честь Плисецкой?

— А как вы догадались?

— Мура всегда была помешана на Плисецкой.

В этот момент из комнаты донеслось тихое покашливание. Майя вдруг залилась краской.

— Извините, пожалуйста, я… Я сейчас, да вы проходите на кухню, я кофе сделаю.

Она юркнула в комнату и прикрыла дверь, но я успела расслышать: «Быстро собирайся, моя кузина из-за бугра приехала».

Кухня была совершенно новая, с иголочки, уютная и красивая. Ни одной знакомой вещички я не заметила. С ума сойти, Мура замужем, у нее взрослая дочка, и, судя по всему, она пошла в мать. Входная дверь захлопнулась. В кухню вбежала Майя. Какая хорошенькая!

— Хотите кофе или какао? Я обожаю какао! Вы вообще завтракали? А то я с голоду помираю.

— Что ж ты своего кавалера голодным выпроводила? — улыбнулась я.

— Перебьется! Ну супер! У меня есть двоюродная сестра!

— И у меня тоже! Здорово! Знаешь, говори мне «ты», а то глупо как-то.

— Bay! Я рада! Ну, хочешь мюсли или яичницу, есть брынза, помидоры. Можно овсянку из пакетика замурцевать!

— Нет, спасибо, только чашку кофе.

— А какао категорически нет?

— Какао? — словно пробуя на вкус это слово, повторила я. — А давай, сто лет не пила какао!