Елена Усачева: Время верить в чудеса

Из-под локтя Иринка глянула на сестру. Аленка довольно скалила щербатый рот — первоклашка как раз сейчас переживала период буйного выпадения молочных зубов. Ничего, эту улыбку Иринка ей тоже припомнит!

— Математик мне опять тройку поставил.

— Тьфу ты! — всплеснула руками мама, тяжело опускаясь на стул. — Я о серьезном, а ты… — Она отбросила полотенце. — Ешьте сами! С вами всякий аппетит пропадет.

Мама ушла, закрыв за собой дверь. И еще как закрыла! Шарахнула от души, так что подкова, висящая под потолком, опасно закачалась. Вот ведь счастье кому-то будет, когда она сорвется с гвоздика и встретится с чьей-нибудь макушкой!

— А папа сказал, что я молодец. — Аленка, не чувствуя за собой какой бы то ни было вины, потянулась к вазочке с вареньем — раз мама ушла, то ужин можно себе позволить нормальный: хлеб с вареньем и чай. — Что я уже совсем взрослая.

— Угу, — Иринка грызла миндальное печенье, салат есть она тоже не собиралась. — В следующий раз кое-кто взрослый точно получит от меня по шее. А лучше я договорюсь с местными бандитами, чтобы они тебя украли.

— Как украли? — Темная струйка варенья побежала из уголка приоткрытого Аленкиного рта.

— Очень просто! — Иринка придвинула к себе вазочку и прямо печеньем зачерпнула тягучей массы. — Посадят в мешок и унесут в темный лес. Там за соснами волки сидят голодные. Им бандиты и носят плохих девочек, убегающих от сестер. А бандиты — страшные-престрашные, сами лохматые, руки у них черные, ногти длинные, ходят они в рваных телогрейках и в галошах на босу ногу. Из носа у них растут волосы, а губы у них синюшные, потому что они без пяти минут мертвецы!

— Ой… — Аленка отодвинулась от стола, с опаской покосилась на темное окно. — А когда ты с ними будешь договариваться?

— Вот сейчас и пойду, — с мрачной ухмылкой пообещала Иринка. — Чай допью и пойду. В такое время они всегда около нашего подъезда сидят.

— Ой! — Аленка всхлипнула. — Не надо с ними договариваться, я теперь всегда тебя ждать буду. Честно-честно!

— Ну, не знаю… — Иринка вальяжно откинулась на спинку стула. — Я им уже обещала прийти. Волки голодные, им кушать хочется.

— Пускай они кого-нибудь другого возьмут, — жалобно попросила Аленка. — Вон у нас Вадик на пятом этаже живет.

— И не стыдно тебе? — Иринка взяла очередное печенье. — Отдашь Вадика на съедение волкам вместо себя?

Аленка вздохнула с протяжным всхлипом и ушла из кухни.

Иринка усмехнулась. Эх, мало она рассказала, надо было еще про Бабайку поведать, чтобы Аленка по вечерам боялась к окну подойти. А то распустилась — ходит где хочет, сестру ждать отказывается… Подумаешь, два часа! Иринка ее, может, больше ждала. Долгих пять лет.

В этом месте можно и заплакать. Причем, черт возьми, проникновенно. Надо запомнить.

Иринка с удовольствием доела печенье, потом подумала и подтянула к себе батон, который до этого ела сестра, и стала с неменьшим удовольствием есть варенье с хлебом, придумывая, что бы такого еще сказать Аленке, чтобы та по утрам быстрее просыпалась, а то ведь так вся личная жизнь стороной пройдет.

Мысли о личной жизни увлекли Сапожкину, поэтому она не сразу услышала, что в прихожей кто-то шебуршится.

Что такое? Все дома, и никто вроде на улицу не собирался!

Иринка выскочила в коридор.

Аленка в больших летних сапогах, в длинном отцовском плаще и с сачком стояла около двери и безуспешно пыталась ее открыть — тугая ручка не поддавалась. Услышав шаги сестры, малышка вздрогнула и медленно осела на придверный коврик.

— Не надо Вадика, — тихо заплакала Аленка. — Я сама пойду.

Ага, так это она, значит, в лес собралась… А в сачок, видимо, грибы и головы убитых волков складывать…

— Поздно, — жестко отрезала Иринка. — Съели уже твоего Вадика. Можешь раздеваться.

Тут Аленка заорала в голос. На ее трубный рев вышел папа, и девочка ткнулась головой ему в живот. Всхлипывая и глотая слова, она стала рассказывать про лес и бандитов. Но папа не слушал ее. Гладил Аленку по голове, но смотрел на Иринку.

— Что ж вы мирно-то не живете? — грустно покачал он головой. Сейчас все в нем было печальным — и большие добрые глаза в сеточке морщин, и опущенные плечи под спортивной курткой. И даже ноги в тапочках выражали полное разочарование.

— Чего не мирно? Очень даже мирно! — Иринка втихаря сбоку показала сестре кулак. — Она сама куда-то намылилась. А я говорила, что бабочки еще не проснулись.

Папа вынул из скрюченных Аленкиных пальцев сачок, стянул с плеч младшей дочери ненужный плащ.