Нора Робертс - Женская месть

Как только она могла считать эту страну красивой и загадочной, когда приехала сюда? Она любовалась пустыней и морем, смотрела на высокие белые стены дворца, и все здесь казалось ей таинственным и экзотичным. Просто тогда она была влюблена. Да пребудет с нею бог, она и сейчас еще любила его.

А в те ранние, первые дни их брака Абду заставил ее увидеть и оценить красоту своей страны и богатство ее культуры. Фиби покинула Америку, отказалась от традиций своего народа, чтобы попытаться стать тем, чем он хотел ее видеть. А он хотел, чтобы она была женщиной, увиденной им на экране, символом секса и невинности одновременно, тем, что она, как актриса, научилась изображать. Но Фиби была слишком подвержена всем человеческим слабостям.

Абду хотел сына. Она подарила ему дочь. Он хотел, чтобы она стала дочерью аллаха, она же продолжала оставаться продуктом своей цивилизации и воспитания. Ей не хотелось сейчас думать ни о муже, ни о своей жизни, ни о своей боли. Ей хотелось хоть на время забыться.

Она сказала себе, что примет только одну пилюлю, чтобы быть в силах дотянуть до конца дня.

К тринадцати годам Филипп Чемберлен успел стать весьма удачливым вором. Пожалуй, даже еще раньше он мог бы получить диплом по изъятию пухлых бумажников у преуспевающих бизнесменов, отправлявшихся по утрам в свои банки, у маклеров и солиситоров [4] Солиситор – адвокат, поверенный. , а также по очистке карманов незадачливых туристов, толпившихся на Трафальгар-сквер [5] Трафальгар-сквер – одна из центральных площадей Лондона. .

Он был профессиональным вором, хотя, взглянув на него, никто не смог бы об этом догадаться. Это был красивый, чистенький, худощавый мальчик.

У него были чуткие руки, острое зрение и обостренный инстинкт самосохранения. Он был одиночкой по натуре и не собирался заводить себе сообщника или примыкать к одной из многочисленных бандитских шаек. Филипп не баловался наркотиками, его не волновала модная одежда и молодежные увлечения вроде гитары или мотоцикла. У него были серьезные, далеко идущие планы. Он хотел вытащить из нищеты мать, которая еле сводила концы с концами. Филипп мечтал о большом загородном доме, дорогой машине, элегантной одежде и вечеринках. Позднее он начал мечтать о красивых и элегантных женщинах. Но пока что единственной женщиной в его жизни была Мери Чемберлен, женщина, родившая его и вырастившая без всякой помощи.

В Лондоне было холодно. Ветер хлестал по лицу Филиппа мокрым снегом, когда он спешил к кинотеатру Фарадея, где работала Мери.

В его кармане находился браслет с жемчугом и клипсы из того же гарнитура. Рассмотрев их пристально с помощью ручной лупы, Филипп был слегка разочарован. Бриллианты были не чистой воды, и самый крупный из них потянул бы менее чем на полкарата. Но зато жемчуга были хороши, и он считал, что его перекупщик краденого с Броуд-стрит даст ему за эти вещи приличную цену. Филипп умел также хорошо торговаться, как взламывать замки. Он прекрасно знал, сколько можно получить за эти безделушки. Денег хватит на то, чтобы купить матери к Рождеству новое зимнее пальто с меховым воротником, кое-что он сможет и отложить.

Возле кинотеатра Фарадея стояла очередь к кассе. Вывеска обещала нечто особенное – премьерный показ диснеевской «Золушки», поэтому в очереди толпились нетерпеливые детишки, сопровождаемые измученными нянюшками и матерями. Проскользнув в тесное холодное помещение кассы, Филипп поцеловал мать в щеку. Взглянув на замерзшую Мери, юноша подумал о красном шерстяном пальто, которое он видел в витрине магазина «Хэрродс». Его мама потрясающе выглядела бы в красном.

Когда Мери смотрела на сына, в глазах ее вспыхивала гордость. Филипп был очень красивым мальчиком, с тонким интеллигентным лицом и золотистыми волосами. В отличие от многих других женщин она не испытывала болезненного укола в сердце, узнавая в чертах сына лицо мужчины, которого так недолго и отчаянно любила. Филипп принадлежал ей и только ей.

Даже когда он был младенцем, он не доставил ей ни минуты беспокойства. Мери ни разу не пожалела о том, что оставила ребенка, хотя растила его одна, без мужа и семьи. Филипп был ее радостью, и только одно огорчало и мучило: ребенок тосковал по отцу. Он вглядывался в лицо каждого мужчины, надеясь узнать в нем человека, который их покинул.

– У тебя холодные руки, – сказал Филипп матери, – надень перчатки.

– Не могу отсчитывать мелочь и давать сдачу в перчатках. – Мери улыбнулась молодой женщине с малышом.