Татьяна Успенская - Украли солнце

Его урок — всегда решение важной задачи. На истории интересует графа не столько битва или захват территории, сколько почему началась война, почему возник конфликт, какова «психология нападающих», «психология жертвы». В истории, считает граф, — два среза: созидание и агрессия с убийствами. Произведения искусства, освоение новых земель, открытия вызывают в графе радостное возбуждение. Кажется, он открыл Северный полюс и написал картину «Возвращение блудного сына». А когда убивают людей или разрушают город, он становится несчастным и жалким, будто на нём лежит вина преступников!

— Стой! — как-то не выдержала Магдалина и побежала из класса. Одна за другой сменяются картинки: пытки, всполохи пожарищ, горят на крестах люди, плачут сироты…

— Что с тобой?

Мгновение… и вместо огня и мертвецов — лицо.

Адриан. Очень близко к ней сине-зелёные озёрца.

— Тебя обидели? Тебе больно? — спрашивает Адриан.

Магдалина смотрит на него.

— Сынок, что с ней? — К ним подходит граф. Глаза сына. — Что случилось?

— Не прошлое. Не с кем-то. — Она переводит взгляд с одного на другого, говорит неуверенно: — Я убила. Меня пытают.

— Это я виноват. Когда ты родилась, увидел твои странные глаза, много пережившие, и предложил назвать Магдалиной. Знаешь, что значит твоё имя?

— Магдалина — любимая Христа. Святая.

— Вот ты и видишь то, что другим не дано.

Удивлённая, повернулась к Адриану. Не граф, мальчик сказал эти слова.

— У тебя особый путь, — снова Адриан говорит.

— Мой сын прав, — улыбнулся граф.

Молча стояли они трое, пока граф не положил одну руку на голову сына, вторую — на её голову и не сказал:

— Завещаю вас друг другу, — и пошёл к ребятам.

А она никак не могла перестать смотреть на Адриана. И увидела: между ними чуть трепещет светящаяся серебряная нить.

Будимиров не вошёл, сквозняком ворвался к ним в дом. На виске — глубокая ссадина, распух нос, рубаха разорвана.

— Что с тобой? — Магдалина кинулась к нему.

Засуетились: смыли кровь, помазали раны йодом, сняли разорванную рубашку, надели Григорьеву, усадили за стол, силой напоили чаем, поставили перед ним тарелку с супом.

— Кажется, я убил отца. — Он встал. — Может, когда и свидимся! — Пошёл к двери.

— Стой! — Магдалина сорвала с крюка куртку брата, из буфета вынула полкруга хлеба, сунула в руки. — Поешь супу, успокойся, потом пойдёшь. Гиша, помоги ему!

Будимиров не смотрел на неё, ловил и никак не мог поймать взгляд Григория.

— Найдут меня, засудят, убьют!

— Пока не поешь и не успокоишься, не отпущу, — повторил Григорий то, что сказала она, так и не взглянув на Будимирова.

Магдалина тихо выскользнула из дома.

Сначала мчалась, но, войдя в село Будимирова, пошла медленно. Играли дети перед домами, сидели старухи, проносились велосипедисты. Магдалина не отвечала ни на «здравствуй», ни на взгляды. Сбито дыхание, одна фраза долбит дятлом: «Только бы жив, тогда не засудят!»

Дверь дома распахнута.

На цыпочках входит она в переднюю, следом в комнату. Посреди на полу — неподвижное тело. На диване, неловко подогнув ногу, лежит мать Будимирова. Разорвано платье, глаза закрыты. Волосы — лёгкие, мягкие, под рукой Магдалины послушно припадают к голове, но, лишь освобождаются, тут же снова встают дыбом.

Женщину зовут Марта. Вот она открыла глаза. Ужас, радость, страх… Магдалина всегда считала её самой красивой женщиной в их сёлах. Таких глаз и таких волос не было ни у кого. А ещё Марта необычно пела — казалось, тетива натянута. Один раз слышала её Магдалина, а слышит и сейчас.

То был праздник в школе.

Граф всё придумывал что-то необычное. И в ту весну сказал родителям: «Всегда мы вам даём концерты. Хоть раз покажите детям себя, кто что умеет. Фокусы, танцы. Случай из жизни расскажите. Принесите что-то, сделанное вами».

Вот вызвали Марту. Она вроде и не шла, но как-то вдруг оказалась на сцене: высокая, тоненькая, с лёгкими светлыми волосами. Какую-то минуту простояла молча, всем открытая, почему-то беззащитная, и запела:

Ни рифмы не было в той песне, ни мотива… речитатив. А и сейчас скребёт по коже чуть дрожащий голос, идущий из глубины Мартиной.