Татьяна Успенская-Ошанина - Следующая остановка - жизнь

В первый раз мы встретились с Юлей много лет назад.

Высокая, тоненькая, молодая, красивая. А в глазах — беда.

Недолгой была встреча. Лишь несколько слов сказала Юля о себе.

Мне не хотелось расставаться с ней, и я придумала её историю. Как бы проводила с ней день за днём. Выдумала всё от начала до конца.

По существу вроде и не выдумывала — рукой моей кто-то сверху водил. Помню ощущение: не хочу этой сцены, а она сама складывается, не хочу этого героя, а он сам, помимо моей воли, начинает действовать.

Поудивлявшись странному явлению, происходившему со мной, не найдя ему никакого объяснения, я отложила написанное — пусть полежит.

Через несколько лет случилось чудо — Юля пришла ко мне домой. Узнав, что я в Америке, оставила номер своего телефона, попросила позвонить. Я позвонила.

Странным был наш разговор — словно мы вчера расстались.

По электронной почте я послала ей придуманную мной историю её жизни.

Юля долго не отвечала, а потом пришло от неё несколько удивлённых слов: «Как вы узнали, что я чувствую и что было?»

Скоро я вернулась в Москву, мы встретились. И оказалось: всё было именно так в Юлиной жизни, как написалось у меня. Даже женщина, проклявшая героя, — реальна. Мороз по коже…

Странные отношения сложились у меня с этой девочкой — будто мы чем-то по жизни сильно связаны.

Ей — семнадцать лет. Все эти годы Юля прожила в селе.

В семье она и мама — работницы, отец и брат Бажен — хозяева: руководят ею, мамой и теми, кого нанимают делать тяжёлую работу…

Работать Юля умеет и любит.

Может быть, потому, что её работа — тёплая. Кормишь ягнят, лошадей — греешься: животные тычутся в колени, в руки, трутся о тебя, лошади мягкими губами целуют. И смотрят на тебя преданно влажными глазами. Вяжешь свитер или рейтузы, шерсть овец греет руки. В огороде копаешься — солнцем пропитываешься. Ковёр ткали с мамой для гостиной. Цвета подобрали тёплые: оранжевый, жёлтый, светло-зелёный.

А может быть, потому любила Юля работать, что ничего интереснее в жизни не знала. До восьмого класса на всех уроках скучала. И всегда хотела спать. Допоздна вместе с мамой набивала гусиным пухом подушки, одеяла, выделывала шкурки ягнят на каракулевые шапки, да и шапки они с мамой шили сами. Всё это на продажу.

Отец прикуривал сигарету от сигареты и торопил:

— Заканчивай, Юлька, по-быстрому, послезавтра отправляем.

Помогала Юле работать печка. Нравилось распахнуть её дверцу и сидеть перед ней, слушать треск дров да краем глаза ловить разноцветье огня, вспышки искр…

— Закрой печку, доча, — кричал ей отец, а то вспыхнешь вместе с рейтузами и свитерами!

Но Юля печку не закрывала, лишь чуть отодвигалась. Когда же дрова прогорали, прижималась с другой стороны к тёплой её стене. Печка подпитывала терпением и силой.

Пока зимними вечерами они с мамой работали, Бажен с отцом смотрели телевизор. Сквозь его крики и грохот Юля умудрялась улавливать гул и гуд печки и в них, и в потрескивании дров слышала голос давно умершей бабушки, нараспев говорившей сказку, ещё какие-то весёлые и грустные голоса: кто-то жаловался на свою судьбу, кто-то что-то обещал.

В душе Юли всегда было спокойно и чисто, словно утренняя вода не только тело, но и душу омывала. Ощущала Юля себя частью окружавшего её мира. Ей казалось, она понимает язык ягнят, слышит просьбы земли… Только между нею и отцом с некоторых пор вскинулся невидимый забор, и это вызывало недоумение и боль.

До перестройки отец часто носил её на руках, даже и тогда, когда она уже в школу пошла. Носил и пел, словно скрёб железо ржавой пилой: «Собачка лает, кошка мяучит, Юлька растёт…» Все его припевки были такого рода. Ни кошки, ни собаки, о которых он пел ей, у них не водилось.

— Юльку не стричь! — приказал отец матери. И, когда волосы выросли, часто держал их, тяжёлые, в руках, а иногда и сам сплетал в косы. В его пальцах косы получались тугими, как плети.

Такие же крепкие он плёл верёвки.

Ревновал он её и к школе, и к подружке Неле, с которой Юля сидела за одной партой с первого дня школы. Неля — добродушная толстушка с кренделями из кос по бокам круглого лица.

— Отслушала уроки — сразу домой, нечего тебе с Нелей без толку болтаться! — часто повторял отец.

Юля легко подчинялась — ей нравилось подчиняться ему, смотреть на него, слушать его густой, словно ветром продуваемый голос. Даже дым глотать нравилось.