Так как Чарльз, смутившись, забормотал что-то невнятное, Бенедикт ответил за него:
— Господин президент, сэр, я согласен, что потребителям необходима всесторонняя защита, какая только возможна, но я был бы Счастлив, если бы вы позволили как-нибудь объяснить вам, сэр, какие в точности испытания мы проводим прежде, чем хотя бы представить заявку на новое лекарство в Комиссию по контролю за качеством… — Но внимание президента уже обратилось в ином направлении.
Позже, когда они покидали Белый дом, Бенедикт заметил сенатора Кефовера, также присутствовавшего на церемонии, который как раз садился в свою машину.
— Вон наш камень преткновения, сынок. После этой печальной истории, учитывая вред, который скандал с фалидомидом нанес репутации нашей индустрии, Кефовер в скором времени сумеет протолкнуть законопроект о регулировании выпуска новых лекарств с той же легкостью, с какой нож проходит сквозь масло. И это только начало. Одному Богу известно, что еще он придумает, чтобы испортить нам жизнь, и Конгресс пойдет на поводу у этого человека.
Бенедикт взглянул на часы. До обеда было еще далеко. Не навестить ли ему маленькую сову с плоской, но крепкой попкой? Несмотря на то что президент, обращаясь к нему, говорил шутливо и добродушно, Бенедикт почувствовал тревогу и напряжение, а это значило, что у него, вероятно, даже не возникнет эрекции. Только Луиза… Он оборвал ход своих мыслей, как научился делать уже давно.
— Какие у тебя планы, Чарли? У меня назначена здесь, в Вашингтоне, пара встреч, но мы можем встретиться и наскоро пообедать в клубе «Ф-стрит» перед полетом обратно в Нью-Йорк. Помимо прочего надо поговорить об открытии в «Хэрродс» и обсудить, как идет продажа «Арабских ночей».
Пока они дожидались машины, Бенедикт обратил внимание на унылый вид Чарльза. Такого выражения лица он не видел у сына довольно давно — по сути, с тех пор как он приступил к работе в отделении «Луиза Тауэрс». В прежние времена, как раз после смерти Хани, когда Чарльз только вернулся в Нью-Йорк и начал делать карьеру в основном, фармацевтическом подразделении, Бенедикт видел это выражение на лице сына каждый день.
— Что стряслось, Чарли? — Тон его стал резким. Он ничего не мог с этим поделать. Его голос всегда звучал резко, когда он беспокоился о своих детях, а сейчас именно так и было.
Их машина была третьей по счету в длинной веренице автомобилей, тянувшейся к главному порталу.
— Ничего, папа. Впрочем, да, я действительно хотел с тобой поговорить кое о чем. Но беда в том, что сегодня у меня нет времени на обед.
— У тебя свидание в Нью-Йорке?
— Да, сэр.
— Ну и не переживай так. Это хорошая новость. Что еще у тебя на уме? — Они сели в машину. — Куда тебя отвезти? Наверное, в Национальный аэропорт? У тебя заказан билет?
— Да, папа, но у меня еще осталась куча времени. Когда у тебя назначена первая встреча?
Черт с ней. Бенедикт отказался от мысли навестить Одри. Как-нибудь в другой раз. Не потрудившись объяснить Чарльзу, почему он передумал задерживаться в Вашингтоне, Бенедикт сказал шоферу:
— Свяжись с Уесом, передай, что нам хотелось бы вылететь через час. — Он повернулся к Чарльзу: — Мы вместе полетим назад на «Гольфстриме», и ты сможешь рассказать мне обо всем, что тебя волнует.
У него неожиданно потемнело в глазах, когда Чарльз попытался выдавить из себя то, о чем Бенедикт уже догадался. Они кружили высоко над столицей, и сын рассказывал ему старую как мир историю, историю любви.
— Я знаю, это кажется безумием, папа, но я могу лишь сказать, что это любовь с первого взгляда. Мы встретились на вечере в честь крестин четыре месяца назад и в тот вечер обедали вместе, и я сразу понял, что люблю ее. И она тоже. Это Блайт, сестра Месси Робертсон. Месси жила вместе со Сьюзен в одной комнате в…
— Помню, помню. Сьюзен говорила мне, что ты наконец встретил подходящую невесту.
— В самом деле?
Сьюзен такого не говорила, однако упоминала в разговоре с отцом, как рада, что Чарли встречается с девушкой своего круга. Бенедикт знал, что это всего лишь сплетни, даже если Сьюзен сама этого не понимала. Она в течение стольких лет распускала слухи о Луизе, что, вероятно, теперь сама даже не осознавала, в какой момент начинает сплетничать. И тем не менее он был доволен. Блайт Робертсон являлась в высшей степени подходящей кандидатурой на роль жены его сына и наследника.
— Ты хочешь жениться на ней?
— Да, папа.
— Ну и что в том плохого? Я считаю, это весьма разумная мысль.
Читать дальше