Рэдклифф: Клуб Одиноких Сердец

– Брен, мы позвоним ей?

– Она сейчас придет, – ответила Бренда Бил. – Она же никогда не пропускала встречу с нами. Ни разу за… сколько уже? Семь лет, уже почти восемь. О Боже, я кажусь себе такой старой!

– Тридцать – это не старость.

– Скажешь это через три года, когда тебе будет тридцать, – проворчала добродушно Брен, хотя она сомневалась, что Кэндис будут когда-либо волновать проблемы возраста. Кэндис была одной из тех женщин, которые в джинсах и без макияжа выглядят также хорошо, как и в одежде от лучших модельеров. Даже когда первокурсница Кэндис появилась в кампусе, она выделялась из всех в общежитии, где Бренда была научным ассистентом. Может быть, она и приехала с фермы в округе Ланкастер, но она не выглядела как дочь фермера. Блондинка с голубыми глазами, это да, но на этом сходство заканчивалось. В свои пятнадцать она была тонкая как тростинка, она выглядела как супермодель, в ней ощущалась тонкая чувственность, которая заставляла людей оборачиваться. Сейчас она выглядела соответственно своей влиятельной, стремительной должности – должности, которая как нельзя лучше подходила ее вольной, рискованной натуре. Ее блузка из сырого шелка имела вырез достаточно большой, чтобы быть соблазнительной, но в то же время не нарушала правила хорошего вкуса. Когда Кэндис работала, она собирала волосы на затылке, что придавало ей строгий вид. Наверно, она думала, что так клиенты будут чувствовать себя спокойнее, доверяя ей большие деньги. Наверно, она была права.

– Лиз опаздывает всего лишь на пять минут, – заметила Бренда, входя в роль успокаивающего, к которой она привыкла еще с тех пор, когда Кэндис была студенткой и рассказывала ей о своих жизненных неудачах.

– Она всегда приходит вовремя, – обеспокоено произнесла Кэндис. – Мы должны были пойти с ней.

– Она же не хотела этого. Ты ведь знаешь, какая она скрытная.

– Я должна была пойти с ней, – повторила Кэндис. – Я встречалась с ней почти год, и не понимала, почему она хотела быть со мной… а потом не хотела.

Так как Брен вряд ли могла назвать себя экспертом по отношениям – потому что у нее их толком никогда не было – она воздержалась от того, чтобы предположить, что Лиз порвала с Кэндис из-за того, что однажды на вечеринке она увидела, как Кэндис целуется с каким-то хоккеистом. Бренда старалась не вставать ни на чью сторону в отношениях своих друзей, да и было это все много лет назад, поэтому она просто повторила:

– Дай ей еще несколько минут. Потом, если она не появится, мы найдем и притащим ее ленивую задницу сюда.

Кэндис печально улыбнулась.

– Хорошо… Просто, понимаешь, я беспокоюсь.

– Я знаю, – сказала Брен мягко, – я тоже.

– Почему именно ортопедическая хирургия? – Лиз жевала черствое печенье с арахисовым маслом и запивала его отвратительным тепловатым чаем с цветочным ароматом. Боже, неужели ей придется пить его еще семь месяцев? Она отбросила эту мысль и сконцентрировалась на женщине, сидящей напротив. Доктор Рэйли Дэнверс была невероятно сексуальной. С ее красивым крепким телом, слегка хриплым голосом, и ртом, как будто бы созданным для поцелуев, хирург обладала весьма привлекательной упаковкой. Лет шесть назад, думала Лиз, она бы потеряла голову, даже не смотря на то, что это был не ее тип. У нее был спокойный, почти беспечный вид, как если бы ее не заботило, что о ней думают другие люди, и это очень нравилось Лиз, это было для нее новым. И в определенный моменты она нашла бы Рэйли Дэнверс очень сексуальной. Но сейчас она просто была благодарна ей за компанию и, если быть честной, за то, что она отвлекала ее от мучительных мыслей.

– Я выбрала ортопедию, потому что я была спортсменкой. – Рэйли проглотила две таблетки аспирина и запила их кофе. – И хотела работать со спортсменами. По крайней мере, я думала так, когда начинала учиться. Но стала заниматься ортопедической травматологией.

– Почему же Вы не стали заниматься спортивной медициной?

– Мне нравится, что я никогда не знаю, что будет происходить в следующий момент, – ответила Рэйли, отколупнув кусочки от пластиковой чашки, пока она размышляла над ответом. Были и другие причины, но о них говорить она не хотела. Срочные операции держали ее в постоянном напряжении, занимали ее мысли и изнуряли тело. Когда она падала в постель после часов неослабевающего напряжения, она закрывала глаза и редко видела сны. Когда на следующее утро она просыпалась, или ее будили посреди ночи из-за неотложного дела, у нее не было времени задуматься о пустоте внутри себя самой.