Татьяна Алюшина - Запутанные отношения

И в этой, другой, жизни мама Катерину не любила. Видеть не могла!

Это малышка поняла на следующее же утро, за завтраком. Мама жарила яичницу, нервно, раздраженно, нетерпеливо двигаясь, впрочем, в этом не было ничего особенного, к таким ее настроениям сестренки привыкли. Чаще всего в последнее время она вела себя именно так, а те отсиживались тишайшими мышками.

Но сегодняшний случай оказался особенным.

Так же раздраженно швырнула перед дочерьми тарелки с завтраком и надтреснутым голосом объявила новую диспозицию их жизни:

– Отец от нас ушел. Бросил. Лида, ты уже большая, тебе двенадцать, будешь вести хозяйство. Я работаю, у меня нет времени и сил. Катерина, ты тоже не младенец, будешь помогать сестре!

У младшей дочери навернулись слезки на глазах, так страшно звучали эти слова. И вдруг, неожиданно, мама закричала громким фальцетом, стукнув кулаком по столу:

– И никаких слез!! Прекрати немедленно!!

И уставилась на нее в ожидании немедленного исполнения приказа. А та никак не могла загнать слезы назад и все хлопала, хлопала веками, стараясь справиться с предательницами.

– Боже!! – возмущенно прокричала мама. – До чего ты на него похожа!! Видеть тебя не могу!! Иди вон из-за стола!!

Мама не могла видеть, разговаривать, пересиливала каждый раз себя, когда возникала такая необходимость, раздражаясь от одного вида младшей дочери.

А та никак не могла понять, почему мамочка ее разлюбила? Что же она такого сделала плохого и неправильного? И, по непосредственной детской логике, поняла, что надо срочно исправлять положение одним-единственным способом – стать очень, очень хорошей!

Училась на одни пятерочки, сама делала домашние задания, в классе была тиха и незаметна, как тень, стараясь не навлечь на себя недовольство учителей, не вступая ни в какие конфликты с одноклассниками. Дома научилась мыть полы, чистить картошку, мыть посуду, подставив табуреточку к мойке.

Ничего не помогало!

Увидев ее, мама менялась в лице, кривилась и отворачивалась. Зато с удвоенной силой полюбила Лиду.

Постоянно обнимала, целовала старшую сестру, улыбалась ей, они стали частенько засиживаться вдвоем на кухне, разговаривать о чем-то, когда Катька уже спала.

И незаметно, но быстро сестра отдалилась от Катюшки, переняв мамину манеру морщиться, глядя на нее, и совсем не по-детски шпынять по мелочам.

А папа не приходил.

Они как-то общались с мамой, это девочки знали точно, потому что каждый раз после их встреч мама долго кричала, обвиняла его в чем-то и обзывала разными злыми словами, но Катя не видела его очень долго.

И не к кому было пойти со своим горем.

Она тихонько плакала каждую ночь в подушку, оттого что никак не могла понять, что же такого натворила ужасного, что ее все разлюбили!

Это потом, много лет спустя, взрослая и мудрая Катерина понимала, во что превратили родители жизнь двоих маленьких девочек.

А тогда… Мама взвалила на двенадцатилетнюю Лиду всю тяжесть своей несостоявшейся личной жизни, пропитанной ненавистью к отцу и нескончаемыми обвинениями, сделав из старшей дочери поверенную подружку. Мать стала выпивать вечерами после работы и, усадив дочь рядом, часами жаловалась на жизнь, вселяя в ребенка уверенность, что отец – последняя сволочь, а Катерина как две капли воды похожа на него, его обожаемая доченька! А вот Лидочку не замечал!!

Весь этот бред брошенной обиженной женщины, как поток помоев, вылился на двенадцатилетнюю девчушку, исковеркав ее сознание, да и жизнь в целом.

К тому же мать взвалила на сестру все хозяйские дела, действительно много работая, а вечера предпочитая проводить за рюмкой, смакуя свои несчастья. И старшая дочь, наслушавшись этого, стала видеть в Катерине источник вечного раздражения и недовольства, тем более, в силу малолетства, та не могла разделить с ней все хозяйские заботы.

Отца Катя увидела через полгода.

Родители развелись и поделили между собой детей, можно догадаться как.

Катюшка с папой прожили вместе три непростых месяца. Холостому мужику, много работающему, живущему на съемной квартире, пользующемуся успехом у женщин, совсем не до семилетнего ребенка, о котором надо, между прочим, заботиться. Но он старался как мог.

Ее перевели в другую школу, рядом с домом, где они жили. Туда и обратно она ходила сама, без сопровождения, как и большинство детей в те годы – ключ от квартиры на шее, на длинном черном шнурке, чтобы, не снимая, открывать дверь. Ела в основном яичницу, которую научилась готовить, или разогревала то, что имелось в наличии, в кастрюльках. «Наличие» появлялось редко, когда тетя Оксана, папина подруга, приходила в гости и готовила.