Виктория Рутледж - Взрослая жизнь для начинающих

— У меня никто никогда не вызывал раньше такого чувства, честно. Это такое странное ощущение. Как будто от наркотика. — Он посмотрел на нее, и какое-то мгновение Мэри никого больше кругом не замечала. Перед ней оказалось столько волнующих деталей: его глаза в обрамлении длинных темных ресниц, ямочка в вырезе его рубашки, мускусный запах его лосьона после бритья, — она слышала, как стучит в ее жилах кровь.

Потом до Мэри дошел смысл слов, которые он только что произнес, и она громко прыснула.

Лайам, надо отдать ему должное, тоже рассмеялся и скорчил рожицу.

— Но это правда.

— Очень хорошо, — раздался голос Ангуса, и она обернулась.

Он поставил на стойку несколько кружек.

— Эй, это бар, а не игровое шоу, черт возьми. Но все равно даю подсказку. Если вы обратите внимание, то увидите: за спиной у вас ни одной кружки. Почему бы кому-нибудь из вас не пройти по залу и не собрать немного кружек? Если это не слишком затруднит? Простите, простите, простите, — он воздел руки. — Простите, я не ору, я не ору, я просто немного беспокоюсь по поводу состояния кухни, да и сотрудников у нас, кажется, с каждым часом остается меньше, и… — Ангус ушел, все так же бормоча себе под нос.

— Он не всегда такой, — попыталась защитить друга верная Мэри. — Ну, может, он и такой, но сейчас он слишком о многом переживает.

— Как и все мы, — промурлыкал ей в ухо Лайам. Его рука скользнула на ее копчик, — как удачно, единственный участок ее тела, на котором не было целлюлита, — и нежно погладила.

Мэри с удивлением думала: как же получается, что Лайам говорит такие вещи, от которых она при обычных обстоятельствах смутилась бы и закричала от возмущения, но, когда их произносит он, те же слова кажутся невероятно очаровательными.

«Возьми себя в руки, женщина», — прокричал голос у нее в голове.

Но тут же Мэри в голову пришло, как берет ее в свои руки Лайам, и ей пришлось опереться на стойку, чтобы не пошатнуться.

Так они около часа ходили кругами друг вокруг друга, задевали друг друга, направляясь к кассе, пока бар был переполнен, успевали быстро ухватить друг друга, так, чтобы было не видно из-за стойки, и около девяти часов Лайам подошел к Мэри сзади, пока она усердно пробивала в кассе заказ с одного из столиков.

— Мэри, я не знаю, смогу ли так долго ждать, — пробормотал он ей на ухо.

В ответ она смогла только взвизгнуть, — Лайам прижался к ней, и через джинсы она чувствовала, как к ней прикоснулось весьма ощутимое подтверждение его слов.

Мэри закрыла глаза и позволила себя захлестнуть волне пугающего вожделения, после которого пришло болезненное чувство вины. Но, как бы строго ни отчитывала она себя, Мэри ничуточки не сомневалась, что она отчаянно, отчаянно рвется подняться с этим юношей наверх и позволить ему сделать с собой все, что ему заблагорассудится.

— Сейчас совсем тихо, — настойчиво продолжал Лайам.

Да, это правда. Кажется, посетителей действительно немного.

— Мы могли бы просто заскочить к тебе наверх минут на пять, и я бы мог, как бы, мм… — И он пробормотал что-то, что она не совсем уловила, но по реакции собственных джинсов она поняла, что это было нечто весьма развратное и манящее.

Господи! Он же хочет заняться со мной любовью дважды за вечер!

«Нет, — сказала себе Мэри. — Нет, он слишком юн, а ты слишком замужем, и обоих вполне может уволить свирепый начальник — Ангус…»

— О’кей, — прошептала она. Что это — ее голос? Или ее джинсы начали разговаривать сами по себе? — Пошли скорее, а через десять минут нам нужно будет вернуться, а то Ангус убьет нас обоих.

Лайам быстро поцелован ее сзади в шею, отыскав там нежное местечко, от которого она вся затрепетала, — Крис не отыскал эту точку за пять лет, и повернулся. — Извини, приятель, — услышала она его слова, обращенные к посетителю, — сидр закончился. Придется подождать.

Потом она услышала, как он открыл перегородку, которая закрывала стойку, а потом — дверь, ведущую на лестницу, на второй этаж.

У Мэри заколотилось сердце. Такого она не делала со студенческих времен, а внутри у нее все трепетало, как никогда в жизни. Пусть он иногда бывал неловок, пусть ни один разговор с ним не обходился без того, чтобы она не захихикала или не почувствовала себя девяностолетней; он был так красив и так желал ее. Мэри была настолько взволнована, что происходящее казалось не имеющим никакого отношения к ее реальной жизни, — возможно, именно поэтому ее совесть, обычно активно вмешивающаяся в таких ситуациях, позволила ей сделать то, чего хотелось.