Анна Берсенева - Единственная женщина

Саша смотрел на ее живот испуганными глазами.

— Не волнуйтесь так, пожалуйста, — попросил он. — Я думаю, вам просто нельзя так волноваться!

— Нельзя! — Она почти кричала, отпугивая старушек с внуками. — А Сереже можно было? Вы хотели, чтобы Юра был таким, а не другим, вы хотели, чтобы он защищал каких-то людей — может быть, вы были правы, я не знаю! А Сережа ничего от него не хотел и не требовал никого защищать — он сам его защитил, и он погиб, а вы живы, и читаете мне тут дешевую мораль о том, что такое хорошо и что такое плохо!

Голос ее сорвался, и, закрыв лицо ладонями, Лиза разрыдалась.

— Что-о?! — Саша присел на корточки перед скамейкой, быстро снял очки и попытался их протереть рукавом рубашки; руки его дрожали. — Вы о ком говорите, Лиза, — о Сергее Псковитине?!

Она кивнула, не в силах сдержать слезы и произнести что-то внятное.

— Вы извините, я понимаю: вы сейчас не можете мне объяснить… Я догадываюсь: произошло что-то ужасное, чего я совершенно не предвидел!.. — Голос его переменился: из него напрочь исчезли нотки насмешливой иронии; даже той уверенности в себе, которую сразу почувствовала Лиза, совсем не было слышно теперь. — Но я же не хотел… Я же все продумал, все это должно было пройти спокойно — ну, может быть, ударить по его благосостоянию, но ведь не более того! Что же случилось, что?

Он спрашивал словно бы самого себя — видя, что Лиза не в состоянии ему ответить.

— Знаете что, — вдруг сказал он. — Давайте-ка я вас домой отвезу. Нельзя вам здесь оставаться в таком состоянии!

— У меня машина за углом стоит, — выдавила наконец Лиза. — Я сама доеду.

— Ну и у меня тоже права с собой, — невесело улыбнулся Саша Неделин. — Или вы боитесь, что очки? Довезу, не бойтесь — поехали.

Машину он вел умело, хотя и не было в его езде той рисковой точности, которая волей-неволей появляется у московских водителей.

Они ехали в полном молчании.

— Вы простите меня, Лиза, если можете, — вдруг сказал Саша. — Как это вам в голову пришло меня разыскать? А я ведь так давно за ним наблюдаю…

— Не говорите об этом, — оборвала его Лиза. — Я не могу об этом слышать!..

— Да, извините.

Он снова замолчал, и вдруг Лиза поняла, что он тоже думает о Сергее…

— Знаете, Саша, — сказала она в конце Кутузовского. — Я, пожалуй, сама дальше поеду. Мы ведь за городом живем, за Барвихой в сторону еще, и автобусы к нам не ходят. Как вы потом возвращаться будете?

— Узнаю Юру, — улыбнулся Саша. — Никогда не тянуло его в город. А меня, знаете, наоборот — всегда тянуло в Москву! Я ведь тогда уехал, вернулся в Новосибирск — такое было ощущение жизненного краха, когда Юра так круто повернул нашу с ребятами жизнь… А сейчас вот вроде возвращаюсь. Проект есть интересный с Кузьменковым… Сделаем — может, еще что-нибудь появится. Извините, — спохватился он. — Я вас утомил этими разговорами. Вы когда родить собираетесь, Лиза?

— Скоро. Через неделю.

— Он, наверное, рад. По-моему, он должен хотеть ребенка, вообще — любить детей. Хотя — ведь я таких подробностей о нем не знаю…

Ей показалось, что в голосе Саши мелькнуло сожаление — о том, что не знает…

Он вышел из машины у Поклонной горы, и Лиза видела, что он смотрит ей вслед, стоя у края тротуара.

Может быть, этот разговор все и ускорил.

Той же ночью она проснулась от того, что привычные короткие сжатия, во время которых живот становился твердым как камень и перехватывало дыхание, — почему-то не проходили. Боль длилась всего несколько секунд, потом отпустила — да это была и ненастоящая какая-то боль, только предвестье боли.

Но Лиза сразу поняла, в чем дело.

— Юра. — Она осторожно потрясла его, спящего, за плечо. — Проснись, пожалуйста. По-моему, лучше поехать в больницу сейчас — пока еще доберемся…

Ей показалось, он вовсе и не спал — так стремительно он сел на кровати.

— Что — уже рожать поедем? — спросил он.

— Ну, ты рожать-то не будешь, — невольно улыбнулась Лиза. — Подождешь только, пока я рожу — и то на улице.

На улице уже стоял настоящий, почти зимний, ноябрьский холод. Небо было усыпано холодными, острыми звездами, и, словно звезды, холодно переливалась изморозь на траве у крыльца.

Лиза поежилась, застегивая длинное, свободное пальто. Что-то значительное совершалось в ней в эти минуты — и ей казалось, что такие же значительные перемены происходят в природе, в этой ночи, в этих звездах…

— Ты боишься? — спросил Юра, остановившись на мгновение на крыльце.