Джулия Куин - Десять «за»… [Перевод сайт Волшебниц]

Она попыталась прикинуть, сколько потребуется протянуть без пищи, чтобы заметно уменьшить объем бедер, желательно настолько, чтобы они казались неспособными к деторождению.

— Хорошенько подумайте, — не унимался лорд Викерс, огрев старого друга по спине.

— О, я подумаю, — отозвался лорд Ньюбури. Он повернулся к Аннабель, в его бледных голубых глазах горел неприкрытый интерес. — Я, без сомнения, обо всем поразмыслю.

— Разуму придают слишком большое значение, — провозгласила леди Викерс. Потом приподняла рюмку шерри, словно чокаясь с невидимым собутыльником, и выпила.

— Я и забыл, что вы здесь, Маргарет, — удивился лорд Ньюбури.

— А мне вот не удалось, — проворчал лорд Викерс.

— Я, конечно, имею в виду джентльменов, — продолжила леди Викерс и протянула свою рюмку, чтобы ее кто-нибудь наполнил. — Леди должна думать постоянно.

— Не могу с вами согласиться, — возразил лорд Ньюбури. — Лично моя Маргарет всегда держала свои мысли при себе. Потому-то наш брак и был бесподобен.

— Она не вставала у тебя на пути? — заинтересовался лорд Викерс.

— Я же сказал, наш брак был бесподобен.

Аннабель посмотрела на Луизу, прямее палки сидевшую рядом с ней. Кузина была ростом с горчичное зернышко, с худенькими плечиками, легкими каштановыми волосами и бледно-зелеными глазами. Аннабель всегда казалось, что рядом с ней сама она выглядит просто монстром: черные волнистые волосы, кожа мгновенно покрывается загаром, а вдобавок еще и фигура чуть не с двенадцати лет привлекает нежелательное мужское внимание.

Но никогда… НИКОГДА это внимание не было СТОЛЬ нежелательным, как в данный момент, когда лорд Ньюбури облизывался на нее, как на какой-нибудь десерт.

Аннабель сидела неподвижно, пытаясь подражать Луизе и не показывать, о чем она думает. Бабушка всегда ругала ее за неумение скрывать свои чувства. То и дело слышалось: «О Господи, да прекрати ты улыбаться так, словно что-то знаешь . Джентльмену не нужна леди, которая много знает. В качестве жены, уж точно. — Тут леди Викерс обычно прикладывалась к рюмке и добавляла: — После замужества сможешь узнавать все, что пожелаешь. Предпочтительно с другими джентльменами».

Если раньше Аннабель чего-то и не знала, то теперь ей стало известно множество разных вещей. Например, что, по меньшей мере, три сына лорда Викерса родились вовсе не от лорда Викерса. Аннабель постепенно понимала, что ее бабушка, вдобавок к вульгарной манере выражаться, обладала весьма расплывчатыми представлениями о морали.

Глостершир все больше казался девушке раем. В Лондоне же всё было чересчур… блестящим. Не буквально, конечно. По правде говоря, всё здесь было скорее серым, от тонкого слоя сажи и пыли. Аннабель и сама не понимала, почему ей на ум приходило именно слово «блестящий». Наверное, потому, что ничто здесь не казалось простым и незатейливым. И уж точно не было прямым и честным. А скорее даже, являлось скользким и ненадежным.

Ей вдруг нестерпимо захотелось выпить большущую кружку молока, словно его свежесть и естественность могли вернуть ей утраченное душевное равновесие. Она никогда не считала себя слишком чопорной. Видит Бог, она даже считалась «Уинслоу, быстрее всех засыпающей в церкви», но каждый новый день в столице приносил с собой и новое потрясение — новое событие, от которого ей только и оставалось, что пораженно и сконфуженно застыть с открытым ртом.

Она живет здесь уже месяц. Целый месяц! И до сих пор ощущает себя страшно скованно и никогда не знает, правильно ли то, что она делает и говорит.

Как же она все это ненавидит !

Вот дома она чувствовала себя уверенно. Конечно, и ей случалось ошибаться, но она почти всегда знала, что поступает правильно. В Лондоне царили иные законы. И хуже того, все всех знали. А если не знали лично, то все равно знали всё обо всех . Выглядело это так, будто весь бомонд обсуждает какой-то секрет, и только одна Аннабель не в курсе. Любая беседа содержала недосказанности, глубокие оттенки скрытого смысла. И Аннабель, которая считалась не только «Уинслоу, быстрее всех засыпающей в церкви», но и «Уинслоу, всегда говорящей то, что думает», постоянно сталкивалась с тем, что не может и рта раскрыть, никого при этом не обидев.

Или не поставив себя в глупое положение.

А не себя, так кого-то другого.

Сама мысль об этом была невыносима. Она просто умирала, представляя себе, что из-за нее дед укрепится в мысли, что ее мать действительно идиотка, ее отец — чертов дурак, а лично она — чертова идиотская кретинка, самая наиглупейшая из всего их семейства.