Джудит О'Брайен - В тесной комнате

— Благодарю вас! Вот это комплимент!

Хотя на комплимент это не особенно походило.

— Значит, я вас все-таки чем-то заинтересовала? Ведь не пластиковыми же пакетами для еды. Может быть, вы не собирались арестовать меня за убийство, но ведь какая-то причина была!

— По правде говоря, была!

Кристофер потянулся к своей сумке, потом передумал.

— Видите ли, мой дед всегда говорил о Саванне с большим воодушевлением.

— Говорил? И с чего бы это?

— Правда, говорил. Он был в Саванне недолго, но пребывание здесь оставило в нем глубокий след. Особенно его знакомство с некой молодой женщиной по имени Адель Ловетт.

С тетушкой Аделью? Неужели такое возможно?

— Так ваш дед был коммивояжером с севера?

— Да, из Дейтона, штат Огайо.

— Почему же он бросил ее у алтаря? — Внезапно меня охватили боль и гнев из-за несправедливости, допущенной по отношению к тете Адели. — Разве он не знал, что искалечил ей жизнь?

— Дело в том, что вся эта история искалечила и его жизнь тоже, если только это может служить извинением или утешением. Ему пришлось оставить женщину своей мечты и вернуться домой к жене и маленькому сыну, моему отцу.

— Он был женат?

— Да. Вот так. Он и не предполагал, что так сильно привяжется к Адели. Настолько сильно, что чуть не поддался греху двоеженства. Дедушка вернулся домой в Дейтон и народил еще нескольких ребятишек. Кстати, он был первым человеком, кто сводил меня в кино, когда я был еще совсем маленьким. Думаю, что именно от дедушки Ральфа я позаимствовал романтическую жилку своего характера.

— Откуда вы узнали обо всем этом?

— А как же фруктовые кексы? Ваша тетя присылала их каждый год, и дедушка Ральф очень любил их. Это продолжалось до тех пор, пока об этом не прознала его жена. Однажды она застала его в амбаре за позорным занятием — он пожирал фруктовый кекс, присланный как раз к очередному Рождеству. И на этом закончилась вакханалия с фруктовыми кексами. Жена дедушки Ральфа договорилась со своей приятельницей на почте, чтобы та ставила на очередной посылке штамп «адресат скончался», и каждая следующая посылка возвращалась обратно с таким штампом и нераспечатанной. Полагаю, это было незаконно, но бабушка была очень решительной женщиной. Дедушка счел, что ваша тетушка Адель отошла в лучший мир, когда кексы перестали приходить, и он горько оплакивал ее. Между нами говоря, вынужден признать, что бабушка обладала известной долей низости и коварства. Но незадолго до смерти дедушка посвятил меня во всю эту историю, рассказал о своей любви к Адели Ловетт. Он рассказывал мне, как лихо она отплясывала чарльстон и так высоко подпрыгивала, что ее чулки были хорошо видны. Они вместе удирали с танцев и тайком покуривали, двое взрослых людей, чье поведение было достойно шаловливых и непутевых подростков. Должно быть, в этом для них заключалась особая прелесть. Детство дедушки было довольно безрадостным. А уж когда он женился на бабушке, то со всеми радостями жизни было покончено раз и навсегда.

Но прежде чем умереть, он взял с меня слово, что если у меня родится дочь, я непременно назову ее Аделью. Он, собственно, настаивал на том, чтобы такое имя было дано ребенку любого пола, но, к счастью, моя Адель родилась девочкой.

— И все же это не объясняет вашего присутствия здесь.

— Ну, это объяснить несколько сложнее. Понимаете ли, я видел Саванну глазами своего дедушки как некое волшебное райское место, полное романтики и чудес, и мне захотелось убедиться в этом собственными глазами. Но одно дело сменяло другое, и мне так и не удавалось осуществить свое намерение. До сих пор.

— А как насчет вашей книги?

— Я подумывал написать роман, основанный на реальных фактах их отношений. Эта история казалась мне такой трогательной и такой печальной. Дедушка Ральф был удивительной личностью, и, похоже, ваша тетушка тоже.

— Да, думаю, и она была необычным человеком.

— Я долго вынашивал замысел книги. И вот после несчастного случая с женой взялся за это, просто чтобы сохранить рассудок. У меня не было ни стимула, ни энергии осуществить какой-нибудь другой, более серьезный проект. В моей преподавательской деятельности мне редко приходилось принимать решения. И только сейчас передо мной встал вопрос — теперь или никогда.

На деревьях щебетали птицы, люди переходили через площадь.

— Не знаю, что сказать, с чего начать, — подала я наконец голос.

— А вам ничего и не требуется говорить. Завтра я возвращаюсь в Чикаго.