Энн Мэтер - Надменный герцог

Это бесило ее, но она мало что могла сделать, разве что силой вытащить Терезу из ее комнаты. Удерживало ее только то, что она не знала, где находится комната девочки. Она могла бы порасспросить слуг, но ей это казалось излишним унижением, а она не привыкла унижаться!

К концу первой недели отсутствия герцога Джульет большую часть времени проводила в одиночестве. Она плавала, загорала, даже играла в теннис с Мигелем, но все это быстро надоело, ведь не для этого она покинула Англию! Она спросила Консуэло, как связаться с герцогом, но после нескольких бесплодных телефонных звонков в отели Барбадоса сдалась. Она не видела другого выхода, как только спокойно ждать возвращения герцога.

Однажды утром к ней пришел гость. Это был высокий стройный молодой испанец, представившийся Франсиско Вальмосом.

Джульет улыбнулась, обрадовавшись, что можно хоть с кем-то поговорить.

— Вы, должно быть, тот самый сеньор Вальмос, который обедал здесь неделю назад! — воскликнула она.

Он улыбнулся. Молодой человек был очень красив, и было ясно, что холодная красота Джульет, особенно ее прекрасных каштановых волос, не оставила его равнодушным.

— Совершенно верно, сеньорита, — радостно согласился он. — Но сейчас, мне сказали, Фелипе нет.

— Да. Он на Барбадосе.

— Жаль, но, признаться, меня радует, что теперь я могу поговорить с вами, не боясь, что нам помешают. Моя… э… кузина Эстелла Винсейро немного рассказала мне о вас.

— И она вам не сказала, что Фел… герцога нет? Ему стало немного стыдно.

— Вообще-то я знал! Но мне хотелось самому познакомиться с вами!

Джульет засмеялась:

— Ах вот как!

Она сложила руки, насмешливо глядя на него. Франсиско Вальмос немного напоминал тех молодых людей, к которым она привыкла. С ним у нее не возникнет трудностей.

— Да. Итак, сеньорита, может быть, вы мне предложите шоколада и мы побеседуем в патио?

— Хорошо. Почему бы нет? — Джульет позвала Консуэло. — Два шоколада, пожалуйста, Консуэло.

Когда они сели в патио со своими напитками и закурили, Франсиско сказал:

— Эстелла не преувеличивала. Вы очень красивы, вы это знаете?

Джульет наморщила носик:

— Благодарю вас, сеньор.

— Называйте меня Франсиско. А как мне вас называть?

Джульет заколебалась:

— Вообще-то меня зовут Розмари, но вы можете называть меня Джульет.

— Джульет? Почему?

— Мне так удобнее, — ответила она. — Ах, как я рада, что могу с кем-то поговорить! Я уже более двух дней не видела Терезу.

Он нахмурился:

— Почему? С ней было так трудно? Джульет вздохнула:

— А с ней когда-нибудь бывает легко? Он хихикнул:

— О да. Иногда она бывает очаровательна. Тереза превосходный образчик своей расы; она любит мужчин! Хотите, я поговорю с ней?

— А из этого что-нибудь получится?

— Не знаю. Думаю, да. А что именно вы собирались делать с Терезой?

Джульет вздохнула:

— Много чего. Полагаю, если она согласится поговорить со мной, я уже буду чувствовать, что чего-то добилась!

— Дела так плохи?

— Да, — кивнула Джульет. — Немного от меня толку, да? Наверное, когда герцог вернется, меня тоже уволят.

Франсиско вздохнул:

— Может быть… а может быть, и нет! Но с Терезой я все равно поговорю. Почему бы нам всем не отправиться на пикник? Что вы об этом думаете?

— На пляж?

— Да. Для особенно стеснительных у меня имеется купальная палатка! — усмехнулся он.

— Это было бы идеально, — согласилась Джульет, вздохнув. — Да, конечно, Франсиско! Попробуете?

Джульет так и не узнала, что Франсиско сказал Терезе, но через час они все сидели в машине Франсиско с корзинкой, полной яств, которую им собрала Консуэло, и ехали в дом родителей Франсиско, чтобы захватить его купальные принадлежности.

Несмотря на все свои опасения, Джульет должна была признать, что Франсиско чудесно ладил с Терезой. Очевидно, он ей нравился и был с ней предельно внимателен. Только когда он предложил ей надеть купальный костюм, который Джульет захватила для нее, она отшатнулась, как перепуганная лошадка.

Джульет оставила их спорить на пляже, а когда она поплавала и вернулась, они по-прежнему были там. Франсиско пытался убедить Терезу на их родном языке, и Джульет молилась, чтобы ему это удалось. Если ей суждено быть уволенной, одна мысль о чем приводила ее в несказанный ужас, ей бы хотелось думать, что она хоть чего-то добилась на пути выздоровления Терезы, даже если ей будет принадлежать только идея, а претворять ее в жизнь будет кто-то другой.