Патриция Хилсбург: Прощай, Эдем! Книга 2: Деннис

Итак, воспитанием Мартины всецело занимался ее отец, и когда ей исполнилось восемь лет, он заставлял свою единственную дочь наизусть заучивать небольшие отрывки из «Основ анархии». Вскоре Марта декламировала призывы к перемене существующих порядков так же, как другие дети в ее возрасте рассказывают о Белоснежке и семи гномах или о Микки-Маусе. Мистер Липтон с неподдельным удовольствием слушал, время от времени кивая головой в знак одобрения, и затягивался сигаретой, едкий и удушливый запах которой вызывал у маленькой девочки жуткую тошноту.

Когда Мартине исполнилось четырнадцать, миссис Липтон отошла в лучший мир. Отец посчитал вполне естественным, что девочка должна продолжить дело матери, чем она какое-то время и занималась, но только потому, что была слишком растеряна, молода и неопытна, чтобы подумать о протесте. Ни в еде, ни в «Джонни Уокере» мистер Гарри Липтон недостатка не испытывал и продолжал заниматься воспитанием малышки, описывая в розовых тонах будущее человечества после упразднения институтов семьи и брака, когда индивидуум, свободный ото всякого принуждения, расцветет наконец во всей своей первозданной природной красе, когда на земле наконец воцарится полная гармония — гармония душ, умов и тел. Поскольку «Джонни Уокер» делал свое дело, мистер Липтон порой поднимался в своих проектах на такие высоты, что дочь была вынуждена помогать ему раздеваться и ложиться в кровать, чтобы тот не упал и не ушибся. Вскоре, однако, выпады теоретика против институтов семьи и брака стали более определенными и целенаправленными, и девочка очень даже ясно увидела, как именно он собирается освобождать детей и родителей от пут буржуазной нравственности, морали и предрассудков, связывавших их по рукам и ногам. Когда это происходило, Мартина с площадной руганью на устах выпрыгивала из своей кровати, хватала зонтик и наносила родителю несколько увесистых ударов по голове, и мистер Гарри Липтон с бутылкой в руках сразу же отступал назад. Она запирала двери своей комнаты на ключ и некоторое время перед тем, как уснуть, лежала в постели с открытыми глазами, мысленно представляя мэра Мельбурна, архиепископа, шерифа полиции, правительство — все то, что ее отец так люто ненавидел и что по этой причине казалось ей необыкновенно привлекательным.

Она никогда не плакала. Слезы Марта всегда считала исключительной привилегией деток богатых людей. Позже, когда у нее появятся пусть незначительные, но все-таки свои деньги, она сможет позволить себе такую роскошь и заплакать, а пока что и думать нечего об этом. У нее не было ни малейшего желания идти по стопам умершей матери, она решила, что лучше отправится на тот свет от голода, чем будет по четырнадцать часов сидеть за столом, вкалывая на выпивку для отца. Она сама удивлялась, отчего так долго и упорно сопротивляется роившимся возле нее сутенерам и девицам из заведения мамаши Розалины, донимавшим ее расспросами о том, когда же наконец она — такая свежая, юная и красивая — начнет жить настоящей жизнью. Сдерживал ее не отец и не угрызения совести; просто она с детства имела сильную, почти сентиментальную склонность к чистоте, очевидно, потому лишь, что выросла в одном из самых грязных предместий Мельбурна — это было настоящее дно. Она пыталась найти работу в богатых кварталах города, в салонах мод, в кондитерских и кафе, но для этого она была слишком красивой, ее донимали владельцы и управляющие, а когда она им резко отказывала, ее тут же выставляли за двери. Обладая ясным и здоровым складом ума, она вскоре поняла, что лучше начать тротуаром, чем им же кончить; она не знала зрелища более грустного, чем вид стареющих девиц, забившихся в самые темные концы аллеи, туда, где их уже не может достать электрический свет. По крайней мере, ее первый клиент — а случилось это, когда Марте едва исполнилось семнадцать — первый клиент был скорее удивлен, чем удовлетворен девушкой.

С тех пор так и повелось — Мартина приводила клиентов к себе на квартиру, где мистер Гарри Липтон по-прежнему рассуждал о нетленных устремлениях человеческой души, делая вид, что не имеет абсолютно никакого понятия, откуда берутся деньги, уберегающие его от нужды и от похмельного синдрома. Какое-то время Марта его просто терпела, но когда он вновь попытался претворить в жизнь свою теорию о необходимости упразднения семейных уз, Марта осыпала его отборнейшей бранью и вышвырнула вон, строго запретив впредь появляться в доме. После этого мистер Липтон призвал в свидетели небо, сетуя на неблагодарность дочери и жестокость, с которой его единственное дитя так жестоко и цинично обошлось со своим дорогим родителем.