Мерил Сойер - Поцелуй в темноте

Митч раскачивался в такт музыке, прижимая к себе Ройс. Его рука путешествовала по ее обнаженной спине. Он чувствовал, как она трепещет, и наслаждался. Черт возьми, телесное общение получается у них гораздо лучше словесного. В эту ночь он не допустит, чтобы между ними опять встало прошлое.

Ройс задавалась вопросом, как она теперь выпутается. В том, что Митч вожделеет ее, не было никакого сомнения, как и в том, что она отвечает ему тем же. У нее так сжимало грудь, что стало трудно дышать. Между ног становилось все горячее. Оставался единственный достойный выход – не молчать.

– Кто следующий певец? – Она слишком поздно поняла, что шепчет в его глухое ухо. Он принял прикосновение ее губ к мочке его уха за любовную игру и провел языком по ее горлу, пустив стаю крупных, как борзые, мурашек по ее спине.

Голос Митча был горяч и нетерпелив:

– Есть только одно занятие, которое превосходит медленный танец.

Она отлично поняла, что он хочет сказать. Беспокойный предмет у него в штанах превратился в копье с раскаленным наконечником. Она помимо собственной воли обняла его за шею и спрятала лицо у него на груди. Она отчаянно призывала себя остановиться, но призывы не доходили. Его объятия были нестерпимо эротичными и в то же время дарили покой. Она испытывала такие мучения, что ей требовались поддержка, уверенность в том, что все кончится благополучно. Это было детством, слабостью, но она ничего не могла с собой поделать.

Его сильные руки настойчиво мяли ей поясницу. Потом одна рука скользнула ниже и ухватила ее за ягодицу. Они уже не двигались, а стояли на месте; танец превратился в сексуальную пародию. К счастью, всем вокруг было искренне наплевать, чем они занимаются. Почти все целовались взасос, как на школьном выпускном вечере. Митч прижал Ройс к своему одеревеневшему члену, и она застонала. Он принялся ее целовать, действуя языком в медленном ритме музыки; в том же ритме двигались его бедра.

– Давай уйдем.

Он не дал ей возможности возразить. Ройс не хотелось уходить: с нее хватало и этих ласк. Теперь ей придется найти убедительные слова, чтобы отказать ему. Как это сделать, когда она дала ему все основания предполагать, что жаждет заняться с ним любовью?

Свежий ночной воздух охладил ее пылающие щеки и навел на хорошую мысль – об отце. Она почти простила Митчу содеянное: ведь он так старался ей помочь! Но ей все равно не давала покоя мысль, что заняться с Митчем сексом значило предать отца, любовь, которую он питал к ней до последнего вздоха.

Ройс покосилась на Митча, так оголтело гнавшего спортивную машину по крутым улочкам, словно это была скоростная трасса. На этот раз, Ройс, ты превзошла себя: у тебя хватило бесстыдства обнадежить мужчину, хотя ты знала, что в итоге тебе придется его разочаровать. Это грозило изнасилованием. Менее достойные мужчины не удовлетворились бы теперь ее отказом. Ей оставалось надеяться на достоинство Митча. При всем своем цинизме он дорожит репутацией, весомостью своего слова.

Поставив машину в гараж под квартирой, он повел ее к двери, не снимая руки с ее талии. Почему он молчит? Она остановилась у лестницы.

– Спокойной ночи, Митч. Спасибо за ужин. – Она уже поставила ногу на ступеньку, но его сильная рука помешала ей уйти.

Сначала он держал ее за руку, потом схватил за плечи, развернул, прижал спиной к стене. Его колено оказалось у нее между коленями. Она была в ловушке. Его губы находились в опасной близости от ее губ.

– Ангел мой, начатое надо заканчивать.

– Прости, я не поняла.

– Так я тебе и поверил. – Кроме ног и рук, у него имелось еще кое-что, и весьма внушительное, чтобы удерживать ее. – Тебе хочется.

Ей потребовалось немедленно вспомнить всю силу своей ненависти к нему. Куда подевалась память об отце? «Я ненавижу Митча», – напомнила она себе. Это утверждение не было вполне правдивым, но оно придало ей отваги. «Ненавижу его!» – повторила она для пущей убедительности.

– Ты ведешь себя неэтично. У тебя будут неприятности в коллегии адвокатов.

– Ой, как страшно!

– Отпусти меня, Митч.

– Мы давно перешли от разговоров к делу.

Он попытался ее поцеловать, но она отвернулась, сжала зубы, сомкнула губы. Его стремительность застала ее врасплох: не успела она и глазом моргнуть, как он расстегнул на ней сарафан и жадно взялся обеими руками за ее груди. Подушечка его большого пальца поерзала по ее соску раз, другой… О Господи!

Митч восторженно смотрел на ее обнаженную грудь, отмечая долгим взглядом каждый чувственный изгиб. Луна выбрала именно этот щекотливый момент, чтобы выглянуть из-за облака и продемонстрировать во всей красе не только грудь, но и оба встрепенувшихся соска.