Анна Тодд - После

Не успеваю остановиться – и открываю дверь единственной комнаты в этом громадном доме, которая мне уже известна. Спальня Хардина открыта. Он говорил, что всегда запирает дверь, но сейчас, видимо, исключение из правила. Комната выглядит точно так же, как в прошлый раз, только под моими ногами чуть качается пол. «Грозового перевала» нет на полке, книжка лежит рядом с «Гордостью и предубеждением» на тумбочке. Вспоминаю замечания Хардина по поводу этого романа. Он явно читал его раньше и понял, что для людей нашего с ним возраста – редкость, а для парней – особенно. Может, ему задавали читать роман год назад. Тогда почему сейчас книжка не на полке? Я беру ее и сажусь на кровать, открыв книгу на середине. Я читаю страницу за страницей, и комната перестает качаться.

Я так погружаюсь в мир Екатерины и Хитклифа, что не слышу, как дверь открывается.

– Какое слово во фразе «никто сюда не заходит» ты не поняла? – рявкает Хардин.

Его злое лицо меня смешит и пугает одновременно.

– И-извини, я…

– Убирайся! – гремит он, а я гляжу на него.

В моей крови еще достаточно алкоголя, чтобы ответить.

– Ты когда-нибудь перестанешь быть идиотом? – кричу я громче, чем собиралась.

– Ты снова зашла в мою комнату, после того как я тебе сказал не заходить. Так что проваливай! – орет он, подходя ближе.

Хардин стоит напротив меня, смотрит презрительно и злобно, словно я его злейший враг. И внутри меня что-то щелкает.

Теряю самообладание и задаю ему вопрос, который давно собираюсь, хоть и не признавалась себе в этом.

– Чем я тебе не нравлюсь? – спрашиваю я, глядя на него снизу вверх.

Это прямой вопрос, но, честно говоря, не уверена, что мое ущемленное самолюбие сможет воспринять ответ.

Хардин смотрит на меня в упор. Агрессивно, но он явно в замешательстве.

– Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю… Потому что ты мне приятен, просто так, а ты просто так, ни с чего, со мной груб. Я думала, мы когда-нибудь сможем стать друзьями.

Это так глупо, что я смущенно тру переносицу пальцами в ожидании ответа.

– Мы? Друзьями? – Хардин со смехом разводит руками. – Разве не очевидно, что мы не можем быть друзьями?

– Мне – нет.

– Ну, во-первых, ты слишком напрягаешься. Вероятно, ты выросла в типичном коттедже, похожем на любой другой в квартале. Твои родители, наверное, покупали тебе все, что ты хочешь, и ты ни в чем не нуждалась. Ну, хотя бы эти твои дурацкие юбки в складку. Правда, кто так одевается в восемнадцать?

У меня глаза лезут на лоб.

– Ты ничего не знаешь обо мне, ты просто напыщенный дурак! Моя жизнь не такая, как ты описал. Мой отец-алкоголик бросил нас, когда мне было десять, и мать работала как лошадь, чтобы я смогла поступить в колледж. Я сама пошла работать в шестнадцать, чтобы помочь матери с налогами. И, кстати, мне нравится моя одежда. Извини, что я не выгляжу, как шлюха, как все девчонки вокруг тебя! – кричу я, чувствуя, как на глазах выступают слезы.

Отворачиваюсь, чтобы он не успел заметить слез, и вижу, как он сжимает кулаки. Как будто сердится на свои слова.

– Знаешь что, я не хочу, чтобы мы были друзьями, Хардин, – говорю я и иду к выходу.

Водка, сделавшая меня храброй, заставила меня почувствовать и то, как тяжела вся эта сцена.

– Куда ты? – спрашивает он. Внезапно. И печально.

– На автобусную остановку, вернусь к себе и никогда, никогда не появлюсь тут снова. Хватит с меня попыток с вами подружиться.

– Поздновато ездить в автобусе одной.

Я поворачиваюсь к нему.

– Ты правда хочешь сделать вид, будто волнуешься, что со мной может что-то случиться?

Я смеюсь. Я не могу контролировать свой голос.

– Я не делаю вид, я волнуюсь. Просто предупреждаю тебя. Это не лучшая мысль.

– У меня нет выбора, Хардин. Тут все пьяны – и я в том числе.

Больше не могу сдерживать слезы. Ужасно унизительно, что Хардин и все остальные видят меня в слезах. Второй раз.

– Ты всегда плачешь на вечеринках?

– Видимо, когда ты на них присутствуешь. А поскольку на других я не была…

Снова иду к двери и открываю ее.

– Тереза, – говорит он настолько мягко, что я почти не слышу.

Его лицо расплывается. Комната снова начинает плясать, и я хватаюсь за полку рядом с дверью.

– Все в порядке? – спрашивает он.

Я киваю, хотя меня начинает тошнить.

– Может, присядешь на пару минут? А потом дойдешь до остановки.

– Я думала, никому нельзя находиться в твоей комнате, – говорю я и сажусь на пол.