– Он ведь был на мотоцикле?..
– Да… на мотоцикле.
Пауза, сделанная Андерсоном, его хриплый голос были достаточно красноречивы – разъяснений не требовалось. Кристофер почувствовал, как сдавило грудь, ноги затряслись мелкой дрожью, но он сумел взять себя в руки и продолжал расспрашивать, словно речь шла не о Греге, а о постороннем человеке.
– Кто принял сообщение?
– Острински.
Кристофер перевел взгляд на молодого полицейского – тот был бледен, его тоже била дрожь.
– Острински?..
Острински молчал. Казалось, он вот-вот заплачет.
– Ну же… давай, рассказывай, – настаивал Кристофер.
– Я сожалею, Крис, но к тому времени, как я добрался к месту происшествия, он был уже мертв.
Внезапный порыв ярости захлестнул Кристофера. Он резко дернулся, отшвырнув стоявший рядом стул.
– Проклятье! – закричал он. – Ну почему Грег? Почему он не поехал со мной! Я же говорил ему, что вполне могу заехать за ним к матери! Зачем ему понадобилось брать мотоцикл?
Андерсон и Острински попытались успокоить его, но он лишь отмахнулся.
– Не надо! Оставьте меня… мне нужно… дайте мне побыть одному… – Сделав пару шагов, он вдруг резко остановился и вновь воскликнул:
– Проклятье!
Страх сковал его, нервы были напряжены до предела. За годы службы в полиции Крис десятки раз сталкивался с подобной реакцией людей на трагедии, но никогда не понимал, почему вдруг известие о смерти вызывает вспышку гнева и злости. И вот это случилось с ним, и, вместо того чтобы оплакивать кончину друга, он зажегся безотчетной яростью, рассвирепев, словно воин, жаждущий отмщения.
Но злость вскоре прошла, уступив место слабости. К глазам подступили слезы – обжигающе-горячие; горло сдавило.
– О, Грег, – произнес он чужим надтреснутым голосом. – Грег…
Полицейские подошли к нему. На этот раз он не противился их дружеским объятиям. Обернувшись, он встретился взглядом с капитаном Андерсоном, тот крепко прижал его к себе, и оба какое-то время молчали, сдерживая рыдания.
– Ну почему Грег? – наконец выдавил из себя Крис. – Это же чертовски несправедливо. Почему не какой-нибудь… какой-нибудь торговец наркотиками, сбывающий кокаин школьникам, или нерадивый отец, который лупит своих… своих детей дважды в неделю? Черт возьми, ведь таких уродов – сотни в наших картотеках!
– Я знаю, знаю… это действительно несправедливо.
Из глаз Кристофера хлынули слезы. Он так и стоял, прижавшись к Андерсону, уткнувшись в накрахмаленный воротничок его рубашки, безотчетно прислушиваясь к тому, как тяжело сглатывает слюну этот великан, и ощущая, как неприятно давит на живот кобура его пистолета.
– Он был хорошим человеком… хорошим полицейским, – сказал Андерсон.
– Двадцать пять лет! Черт возьми, он ведь только начал жить.
Андерсон похлопал его по спине и высвободил из объятий. Кристофер осел на стоявший радом стул и согнулся, закрыв лицо руками. В глазах стоял Грег: еще сегодня утром он, как всегда взъерошенный, выскочил из своей комнаты в квартире, которую они делили с Крисом, и, почесывая грудь, приветствовал приятеля: «Писать хочу, как скаковая лошадь. А ну-ка, с дороги!» Из ванной тяжелой походкой поплелся на кухню; распахнув дверцу, постоял над холодильником, задумчиво разглядывая его содержимое, потом спросил: «Ну, и во сколько же ты рассчитываешь получить свой «эксплорер»?» Достав пакет с апельсиновым соком, отпил половину, шумно рыгнул и наконец закрыл холодильник.
Не мог он умереть! Это невозможно!
Всего лишь час назад стоял он у кухонного шкафа с тостом в руке, в плавках и мятой майке с надписью: «Ветеранам – проезд бесплатный!».
– Я заеду к матери, – сказал он. – У нее что-то барахлит садовый шланг, надо взглянуть.
Грег так добр был всегда к матери!..
Мать Грега… О Боже, бедная женщина. Мысль о ней вызвала новый прилив щемящей тоски. Бедняжка и без того настрадалась в жизни. А тут еще незнакомый полицейский капеллан явится к ней с таким жутким известием.
Кристофер шумно вздохнул и выпрямился, утерев нос ладонью. Кто-то протянул ему несколько жестких салфеток из буфета. Он высморкался и спросил охрипшим голосом:
– Капеллан уже сообщил его семье?
– Нет, – ответил капитан Андерсон.
– Я бы хотел сделать это сам, если вы не возражаете.
– Ты уверен, что у тебя хватит сил?
– Я знаю его семью. Возможно, им будет легче, если они узнают об этом от меня, а не от чужого человека.
– Хорошо, если ты уверен, что хочешь этого, я не возражаю.
Читать дальше