Сайрита Л. Дженнингс - Испорченный (Зараза - др. перевод) (ЛП)

Это моя любимая часть дня, когда палящее солнце пустыни опускается в распростертые неровные руки гор и кактусов. Даже самые неутомимые души ищут покой и уединение.

Я направляюсь через двор к гостевому дому. Мне принадлежат все эти владения, но в главном доме я не живу. Я должен поддерживать уровень профессионализма и свою частную жизнь, а если запереться с одиннадцатью женщинами в одном доме, то могут возникнуть… сложности. Мой бизнес — секс. Я инструктор по сексу. Я живу и дышу сексом. И я нуждаюсь в нем так же, как и их двуличные мужья.

Так что, в силу моей политики «не руби сук, на котором сидишь», во время шести недель обучения я живу без секса и насыщаю свой сексуальный аппетит только в перерыве между курсами, которые я провожу четыре раза в год. Даже потом, я осмотрителен. Иначе это не выгодно для моей работы.

Я принимаю душ, который смывает дневное напряжение, одеваюсь и иду в столовую на ужин. Дамы плетутся одна за другой и занимают свои места за большим столом. Они все еще здесь. Одиннадцать женщин, отчаявшихся восстановить связь с мужчинами, с которыми они надеялись быть связанными до самой смерти. С мужчинами, которые обещали горы свернуть в обмен на их согласие быть вместе. С мужчинами, которые нарушили свои клятвы, чтобы насытить свои ненормальные сексуальные потребности и потешить свое эго.

Пока нам подают первое блюдо, женщины молчат. Почти никто не притрагивается к закуске из фуа-гра, изысканно сервированной с яблоком-пашот и соусом из инжира. Даже звон серебряных приборов о фарфор не отражается эхом в огромном пространстве.

Сидя во главе стола, я медленно жую и изучаю одиннадцать безупречно держащихся женщин. Все они решили избегать зрительного контакта, поэтому делают вид, что клюют свои салаты и притупляют нервозность вином.

— Итак... — начинаю я, привлекая их неохотные взгляды. — Когда вы мастурбировали в последний раз?

Симфония покашливаний и вздохов приводит к моей широкой ухмылке. Эта группа обещает быть забавной.

— Простите? — насмешливо произносит одна из них, после того как допивает свое красное вино. Официант перемещается, чтобы вновь наполнить ее бокал жидкой храбростью, зная, что она ей понадобится.

— Я невнятно говорю? Или вы не знаете, что значит мастурбировать?

— Что? Я знаю, что... — она поеживается, теряется и качает головой в смятении, — ...такое мастурбация . Почему вы считаете необходимым задавать такие грубые некорректные вопросы?

Я разглядываю эффектную рыженькую, которая по-прежнему пялится на меня, ее вишневого цвета губы недовольно поджаты, а ее чрезвычайно большие, оживленные глаза сужены от отвращения, насквозь прожигая меня невысказанным осуждением. Даже притом, что ее лицо искажено из-за сердитого взгляда, она сногсшибательна. Не чрезмерно ухоженная или гламурная. У нее красота старого Голливуда, только в ней есть что-то искреннее и свежее.

Я хмурюсь, потому что такой тип красоты для этого места слишком. Тем не менее, этого недостаточно для мира, в котором она живет.

Эллисон Элиот-Карр . Дочь Ричарда Элиота, владельца и генерального директора одного из крупнейших инвестиционных банков в мире. Ее муж, Эван Карр, молодой человек с трастовым фондом из влиятельной семьи, связанной с политикой, и пользующийся популярностью у ее отца. Также он красавчик и развратный ублюдок, который без колебаний трахает все, что в «Маноло» 3, от Майами до Манхэттена. Конечно же, эта пикантная информация не разглашается. Это моя работа — узнавать такие вещи. Чтобы попасть внутрь их голов. Раскрыть их самые темные тайны и заставить посмотреть им в лицо с неумолимой честностью.

Эллисон поджимает губы и качает головой, ее рот изгибается в язвительной улыбке.

— Вам нравится это? Унижать нас? Заставлять нас чувствовать себя ущербными и неполноценными? Будто именно мы — причина наших не совсем безупречных браков? Разве это мы ответственны за то, что таблоиды разрывают нас на куски? Вы не знаете меня. Вы не знаете ни одну из нас. И все же вы думаете, что сможете нам помочь? Я вас умоляю, я говорю «брехня» 4.

Я откладываю столовые приборы и прикладываю ко рту льняную салфетку, а затем проницательно и самодовольно улыбаюсь:

— «Брехня»?

— Ага, определенно «брехня». В смысле, кем, черт возьми, вы себя возомнили?

Мои губы медленно растягивает улыбка. Я представляю себе, как облизываю пасть, как лев, собирающийся полакомиться изящной, вкусной газелью.