Виктория Клейтон - Дом подруги

Закончив Оксфорд, я решила продолжить учебу в Кембридже, чтобы там же получить ученую степень. В конце концов я добилась своей цели — опубликовав вполне пригодную для печати диссертацию, темой которой я выбрала не пользующуюся особой популярностью Королеву фей , потом накропала пару статей в Таймс Литерари Сапплмент и Спектейтор — словом, сделала все, чтобы моя фамилия как можно прочнее засела в памяти всех мало-мальски значимых в этом мире людей. Мне удалось более или менее четко наметить круг тем в творчестве Томаса Лава Пикока, в основном благодаря тому, что большинство людей находят его слишком манерным, чтобы получать удовольствие от его творчества. И вот тогда-то руководство колледжа внезапно предложило мне тему собственного исследования. Естественно, я ухватилась за нее обеими руками.

Кембридж мне понравился с первого взгляда. Тех денег, которые оставил мне отец, как раз хватило, чтобы приобрести небольшой домик на Отчед-стрит, заставить его мебелью во французском стиле и развесить по стенам столько полотен своих любимых английских живописцев восемнадцатого века, сколько я смогла отыскать. Тогда, в середине пятидесятых, в моде было все скандинавское, в том числе и мебель: длинные, низкие диваны светлого дерева, если не ошибаюсь, из сосны, застланные грубой шерстяной тканью, а над ними какие-то причудливые люстры или светильники в виде яйца, свешивающиеся с потолка на цепях. Мой уютный домик на фоне всего этого особенно поражал оригинальностью и каким-то старомодным изяществом. Я внимательно следила за модой, не позволяя себе отставать от своих студенток, следуя излюбленному выражению леди Барт: Лучше меньше, да лучше! покупала бешено дорогие французские тряпки, и благодаря длинным, доходившим до середины спины волосам и очень темной помаде выглядела до невозможности сексапильной. А также курила исключительно турецкие сигареты и пила только шампанское.

И, конечно, теперь вокруг меня было полным-полно мужчин. В те дни Кембридж просто кишмя кишел представителями сильного пола. Все мои поклонники были умны — в той или иной степени. Конечно, привлекательная внешность тоже играла роль, что значительно суживало их число. Наверное, иногда дело было просто в настойчивости, и очень редко — в обаянии, которым они обладали. Как вообще объяснить, почему осада не всегда завершается успехом? Спросите об этом у победителя — может, он объяснит. Лично я не помню ни одного своего романа, который бы не начался с дурных предчувствий и не закончился бы в полном отчаянии. Речь идет о противозачаточных средствах, конечно. Хотя такие таблетки уже существовали в те дни, однако достать их было не так-то легко. Жуткий призрак непрошеной беременности, гадко хихикая, выглядывал из-за постели всякий раз, как мы занимались любовью, и потом еще долго преследовал меня во сне.

Мне много раз объяснялись в любви и даже несколько раз предлагали руку и сердце. Но меня манила независимость. Мне нравилась моя работа, нравились мои студенты и коллеги, и потом, у меня никогда не было недостатка в обществе. Я ездила в Байрейт слушать Вагнера и в Ла Скала — Верди. У девушки, которая ничуть не меньше меня обожала бегать по магазинам, была маленькая квартирка в Париже. Сколько счастливых дней провели мы с ней, выбирая тряпки, потом, уставшие и счастливые, часами сидели в маленьких кафе или бродили по городу, а вечером обедали в ресторанах и танцевали до утра с богатыми неглупыми мужчинами. Ну, и конечно, я много читала и писала сама. Отца уже не было на свете. Мать к тому времени давно привыкла находить утешение в водке и если и вспоминала обо мне, то не часто. Мне исполнилось тридцать четыре, я была одинока, удачлива, меня ожидала блестящая карьера — словом, я была совершенно счастлива.

Поезд несся по ровной, как гладильная доска, местности. Снег к тому времени повалил крупными хлопьями, и темная, перепаханная земля медленно стала белой. Мне на память невольно пришли строчки Китса о том, как «дождь со снегом забивается в морщины скал» и «порывы ледяного ветра хлещут, словно кнутом». Вскоре снегопад перешел в настоящую метель. Казалось, поезд мчится вперед по длинному белому коридору, а вокруг ничего. Мне стало жутковато — все как будто исчезло, растворившись в этой белой мгле, — не было ни земли, ни неба, ни деревьев, ни изгородей, вообще ничего — ни конца, ни начала.

В Хэмпстоке наш поезд задержали — нужно было время, чтобы расчистить заваленные снегом пути. Нам сказали, что ждать придется не меньше получаса, и предложили пройти в станционный буфет, который, к счастью, оказался открыт. Я распечатала пакет печенья с заварным кремом, после долгих колебаний купленного мною вместо пончиков, с сомнением посмотрела на слой дешевого джема внутри, потом сунула одно в рот и принялась жевать, беззастенчиво разглядывая сидевшую за соседним столиком парочку.