Александра Гейл: Дневник любовницы мафии [СИ]

— Если интересно, я тебе сам расскажу. И не так, в режиме кратного изложения сухих фактов.

— Ну да, ну да. Ты ведь у нас сторонник правды. Законник, — усмехнулся Стас. — Не трясись. Тебе больше нечего бояться. Не то, что некоторым.

А затем он хлопнул грязной ладонью Алекса по плечу и ушел, оставив меня в полном недоумении, а брата — в кошмарном настроении.

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила я у Алекса тем вечером. Он кивнул:

— Пойдем наверх.

Один раз в жизни до этого момента я видела его спальню. В тот день, когда нашла сюрприз в виде Эли. Но тогда я не могла рассмотреть ее. Было не до того. А сейчас… обнаружила даже нашу с ним фотографию. И это придало мне уверенности:

— Алекс, о чем ты запретил говорить Стасу?

— Ты уверена, что хочешь знать? — спросил он мрачно. — Твоя мать права. Во мне немало такого, что разочаровывает, — усмехнулся Алекс. — Ты уже знаешь меня, но ты точно хочешь знать, как я таким стал?

— Да. Хочу, — без тени сомнений сказала я и села так, чтобы можно было смотреть ему точно в глаза. Казалось, мой ответ его расстроил.

— Хорошо. Слушай, — пожал он плечами. — Я родился в Петербурге. Мой отец женился на женщине, которую увел у Виктора Граданского. Ульяна Феркеева. Она была красива, хитра и жадна, наверное, ты уже наслышана о ней. Ходит поверье, однако, что она до Виктора и Сергея побывала в постели каждого, у кого были деньги или статус. Это неважно. Уж не знаю насколько она была предана отцу, думаю, что настолько же, насколько и остальным, но она умудрилась подарить ему великое горе — меня. И, что совершенно непостижимо, говорят, отец ее любил. По-настоящему. Может быть, в его скотском отношении к женщинам нужно винить именно мою мать, я не знаю, мне это и не особенно интересно. Суть в том, что прожили они вместе мало. Пять лет. А потом она исчезла. Отец ее искал. Но та как в воду канула. Он решил, что ее прикрыл следующий тугой кошелек. Да, кстати, я сказал, что она была наркоманкой? Нет? Ну так вот и я не знал, это знание и для меня приберегли на потом.

Разумеется, четырехлетнему Саше — а тогда меня звали так — никто не объяснил что и к чему. Отец пустился во все тяжкие и уже спустя месяц отослал меня на юг, где обитали две его тетки — престарелые старые девы, для которых я стал отдушиной. Они меня любили, и это единственные люди из детства, которых я вспоминаю с благодарностью. Они не были так непозволительно богаты как отец… это к тому, чтобы ты не подумала, будто со мной по доброте душевной возились, но заботились, как ни крути. Когда мне было шесть, я вернулся в Петербург, к отцу. Сюрприз заключался в том, что он меня даже видеть не мог. Из-за нее, Ульяны. Потому что я похож на нее. И особенным удовольствием Сергея стало рассказывать мне, какой она была гадкой, как должен я ее ненавидеть за то, что она разрушила наши жизни. Это оседало в моей голове, точно программа. Даже сейчас, понимая, что отец повел себя как полный кретин, — а увести у друга подружку-наркоманку, жениться на ней и удивиться, что она кинула его, дано не каждому, — я все равно считаю ее исчадием ада. Вот так, особенно не нужный отцу, я отправился в привилегированную частную школу, директриса которой нередко посещала наш в дом в качестве приват-гостьи.

Я ненавидел Петербург. Множество людей, которым до меня никакого дела, но которые стараются ради благосклонности Сергея сделать вид, что души во мне не чают, девочки-няньки, которые сначала укладывают спать меня, а потом — отца, вечеринки, на которых меня заставляют вести себя прилично, а если нет — наказывают молчанием и отсутствием внимания. Как я все это ненавидел.

Школа тоже стала адом. Раньше меня воспитывали в соответствии с традициями двух старых дев. Результат: вежливый, начитанный ботаник. К тому же слишком высокий, худой, со впалыми щеками. Добавь сюда очки с толстыми линзами и некогда кудрявые волосы. Я считался на редкость некрасивым ребенком. — У меня от его слов глаза на лоб полезли. — Никаких друзей, никаких компаний, только прихвостни и подхалимы Сергея. И только стремление заслужить одобрение отца своим безупречным послушанием. Моей отдушиной стала Женя Ливанова. Она задержалась в постели отца на несколько лет, и за это время мы сблизились. Она, можно сказать, вернула мне веру в человеческий род. Ей было не плевать. А Сергей оказался по-своему благодарен за то, что его избавили от обузы. Иногда я думаю, что только это ее и спасло от моментального пинка, как остальных. Даже когда отец, можно сказать, вышвырнул ее, меня она не оставила. Только Женя. Разумеется, Анжела расплатилась у меня сполна… Я ее люто ненавидел. Ну а вторым человеком, которому оказалось не наплевать был, как ты уже вероятно догадалась, Стас. Брата отца убили, и уже давно, а от его жены и ребенка он, надо думать, попросту откупился. Стас отправился в интернат в Британию. И все. Проблемы нет. Мы с ним, вроде, всегда ладили, но он учился у черта на рогах, и виделись мы редко.