Александра Гейл - Дневник любовницы мафии [СИ]

— Ты нужна мне, — сказал он, я понимала, к чему он это говорит.

— Да. И ты мне, — сглотнув, произнесла я. А он улыбнулся.

Его губы коснулись кожи в ложбинке меж грудей, и я застонала. И тут… раздался стук в дверь.

— Надеюсь, я не сильно помешала? — донесся до моего заторможенного сознания голос мамы, казалось, вся имеющаяся в моем теле кровь прилила к щекам. — Я подожду на кухне, — добавила она и ушла.

— У тебя такой вид, будто ты меня в шкаф затолкать собралась, — вздохнул Алекс.

— Можно залезть туда вместе, — буркнула я. — Это бы решило очень многие проблемы.

— Не говори глупости. После той газеты личное знакомство было неизбежно.

— Но не настолько же личное! — возмутилась я. Алекс хмыкнул. Он явно не осознавал масштаб проблемы.

Когда мы предстали перед воинственно настроенной родительницей (успевшей за время наших сборов приготовить завтрак), я даром что руки за спиной, точно школьница, не сцепила.

— Знакомьтесь. Мама, это Алекс. Алекс, это Ирина Леонидовна.

— Очень рад знакомству, — ответил со светской вежливостью Алекс и подкупающе улыбнулся. Я молилась, чтобы его бесконечное обаяние подействовало и на мою маму. Но разве существует женщина более пуленепробиваемая, чем та, что подарила тебе жизнь и вдруг застукала вас с поличным?

— Взаимно, — ответила мама таким тоном, что у меня волосы дыбом встали.

— Может быть кофе попьем? — предложила я.

Молчание. Но все коллективно прошествовали на кухню. Она поставила на стол блюдо с булочками. Я разлила кофе, при этом делая умоляющие глаза в сторону Алекса. А когда расселись, Ирина Орлова устроила настоящий допрос:

— Давно вы знакомы?

— Относительно, — пожал плечами Алекс. Дипломат, ничего не скажешь. Только маме нужно было в цифрах. До секунды!

— Кто вас познакомил?

— Женя Ливанова. — И я почувствовала, как моя спортивная карьера помахала мне ручкой. Надо будет убедить тренера некоторое время не показываться маме на глаза.

Ну а дальше понеслось:

— Я немало слышала о вас, Алекс, — сказала она холодно.

— И, конечно, не только хорошее.

— Врать не буду, хорошего — мало, — не стала мама миндальничать. — И вам нравится то, что вы делаете?

— Далеко не все, — ответил он.

— Зачем вам моя дочь? Она хорошая, порядочная девушка…

— Хорошие и порядочные девушки — редкость, Ирина Леонидовна. И вам напрасно кажется, что такой ужасный человек, как я, не в состоянии это оценить, — перебил ее он, кардинально меняя манеру общения.

— О, конечно, можете, просто, насколько мне известно, такие люди, как вы… привыкли к меньшему. Или большему. Как посмотреть.

— Мама! — воскликнула я. Она жестом оборвала меня.

— Она не понимает. Она совсем вам не ровня. Не легче ли поискать компанию из себе подобных, Алекс?

И тут мне ясно представилось, что мама под моим молодым человеком подразумевает примерно соседа из пятой квартиры. Обычного прыщавого мальчишку с растрепанными соломенными волосами и доброжелательной улыбкой. Он неплохо учится, но большую часть времени тратит на игру в «линейку», распитие пива с двумя друзьями из дома напротив и поиск полуодетых девушек в интернете. Он редко стирает свои вещи, а еще реже их гладит, не читает книг, не смотрит по телевизору ничего, кроме футбола и понятия не имеет о том, что девушку, которая жила пару лет назад двумя этажами выше сейчас пытаются сосватать за ему подобного. И я с благодарностью посмотрела на моего Алекса, который всегда одет с иголочки, разбирается в алкоголе, с компьютером общается только по долгу работы, но прочитал кучу книг и наизусть выучил гражданский кодекс, он смотрит, в основном, новости и документальные фильмы и не знает, кому принадлежит клуб «Челси». А еще может заставить любую полуодетую девушку из интернета сквозь слезы умолять его не уходить. В общем, похожи эти два молодых человека только в одном: Алекс тоже понятия не имеет, что девушку, которая сидит рядом с ним, пытаются сосватать за соседа из пятой квартиры.

— Не спорю, с возрастом все обесценивается, но сейчас мне двадцать два, ваша дочь кажется самой прекрасной девушкой на свете, и я совершенно не задумываюсь о смысле «равенства».

— А кто задумывается? Только потом вам станет двадцать три. Двадцать пять. Тридцать, — с отстраненной вежливостью говорила мама. — Что будет тогда? Она вам надоест, и для двадцати двух это нормально, но ваша жизнь… затягивает.

Ох, мама, лучше бы ты и дальше молчала.