Елена Арсеньева - Кукла

Сейчас же Ольга была явно счастлива, что муж всегда при ней, занимается детьми, бегает на рынок и даже заводит в свободную минутку разговоры о покупке летом дачи в обществе журналистов-огородников, а стерильностью квартира, пожалуй, превосходит и палаты родильного дома.

А он сам? В семейной спокойной жизни есть своя прелесть, и эту прелесть Кузьмичев теперь оценил. Он так много думал об этом, что на мысли о Светлане просто не оставалось времени. Опять же не было условий для ее превращения в женщину. Устроит сцену, а им нужно спокойно поговорить. Конечно, она может поставить вопрос ребром, потребовать окончательного превращения. А он ей ответит… Словом, был необходим разговор долгий, а поскольку времени не хватало и на дела, Кузьмичев его все откладывал. К тому же он был не из тех, кто бросается в неприятности сломя голову, а в том, что Светлана скажет ему много неприятного, сомневаться не приходилось.

Нет, он думал о ней, иногда с чувством острой вины, горечи, непоправимой ошибки. Как-то раз даже достал тайком из кармана. Ожидал увидеть – забыл, как расстались! – закрытые глаза, смиренное выражение лица… Но посмотрел, и так стало горько, так неприятно, что хоть завой, глядя на ледяной серпик луны! Ведь Светлана сохраняла все тот же облик, в котором ее застигло колдовство: бешенство, ненависть, отчаяние… Нет, лучше выждать.

Но вот наконец дети и жена выздоровели. Кузьмичев свободно мог взяться за работу, и тут началась новая запарка. Чуть ли не половина сотрудников радиокомитета попала в водоворот того же гриппа, так что приходилось тянуть и за себя, и за коллег, чуть ли не сшибать информацию по телефону для «Новостей дня».

Но всему приходит конец. И вот как-то раз Кузьмичев вздохнул свободно – и понял, что соскучился по Светлане. «Сегодня. Сейчас же!» – решил он и поспешил домой.

Он открыл дверь своим ключом и сразу окунулся в яркий свет, грохот музыки, сияющие юные лица. И Ольга показалась ему такой же сияющей и юной.

– Что за шум, а драки нету? – спросил он, счастливо улыбаясь, и тут же прихлопнул рот ладонью, увидев разочарование на лице дочери, тоже выскочившей в прихожую.

Как он мог забыть, ну как?! Вот черт подери! Ведь сегодня у девочки день рождения! Ах ты… как нехорошо…

– Подарок ты, по крайней мере, не забыл купить? – негромко спросила жена.

– Подарок?..

Ждущие глаза девочки синели, наливались слезами. Еще бы! Такое разочарование, такой позор на глазах у друзей!

– Подарок? Конечно, купил. Уже давно, – промямлил Кузьмичев.

Не разуваясь, он зарысил в свой кабинет, надеясь там поискать что-нибудь.

Вот ужас-то! Веселая компания не оставила его в покое, ввалилась следом, гудя от любопытства. А он стоял, бестолково роясь в ящиках письменного стола. Зачем-то похлопал себя по карманам, растерянно и виновато глядя на дочь, и…

– Вот! Чуть не забыл! Поздравляю тебя, доченька! Он выхватил из внутреннего кармана изящную куколку, похожую на изумительную фарфоровую статуэтку.

Дочь была счастлива, что отец не забыл о ней, но на подарок смотрела с сомнением:

– Спасибо… Какая странная…

– Что ты понимаешь! – засмеялась Ольга и тут же испуганно вскрикнула: – Осторожно! Смотри не разбей! Поза у нее действительно очень странная, но зато какая тонкая работа! Я ее поставлю на пианино.

Раз в месяц Кузьмичев ходил в парикмахерскую, всегда в одну и ту же, на главной улице. Волосы у него отрастали быстро, а беспорядка в своей внешности он не переносил.

Кузьмичев посмотрел, работает ли Лев Львович, грузный синещекий старик с неряшливыми кольцами седых волос на огромной голове, занял очередь и присел около кассы. Он всегда стригся только у Льва Львовича, безмятежно-спокойного циника, болтуна – и отличного мастера.

Кузьмичев сидел как раз напротив входа в дамский зал. Дамы выходили со взбитыми, наполненными воздухом, как паруса, прическами, проделывая какие-то замедленные движения, точно были ошеломлены тем, что образовалось на голове. Из зала несло горячим, сырым запахом. Гудели фены. Дамы переговаривались неприятно тонкими голосами, словно перевоплощение прически обязывало к перевоплощению и голосовые связки. И странно низким показался Кузьмичеву неожиданно возникший голос:

– Кто крайний?

Это спросила только что вошедшая молодая девушка, медленно поводя по очереди спокойными черными глазами.

Очередь оторопело молчала. Еще бы! Такой расшитой бисером дубленки, отороченной по вороту и подолу рыжей лисой, с такими же манжетами, наверняка не было не только ни у одной из них, но и во всем городе.