Синтия Виктор - Единственная

— И это все? — с болью и разочарованием Карлин в упор смотрела на него. — После всех лет, что мы провели вместе, тебе больше нечего сказать?

Его глаза ничего не выражали, но теперь, когда Гарри стоял перед ней, Карлин не могла остановиться.

— Ты боялся, что кто-нибудь может обойти тебя на финише, и проклинал бы себя, если бы позволил, чтобы этим человеком оказалась я, та, которую ты привел в полицию, твоя помощница, твоя лучшая ученица и ко всему прочему девушка . — Она с отвращением покачала головой. — И все ради какой-то Оперативной группы?

— Ну, конечно, в праведном негодовании принцесса хотела бы представить все совсем не так, как было на самом деле. — Гарри не мог больше молчать и смотрел на Карлин, как удав на кролика. — С самого первого дня ты следовала за мной по пятам, впитывала все, что я тебе мог дать, обходила меня, при каждом удобном случае попирая ногами. Мэрилин все это ясно видела, а я, идиот, оправдывал тебя всякий раз, когда это происходило.

— Всякий раз, когда происходило что? — Карлин была поражена его вспышкой.

— Не притворяйся наивной, черт побери. — От гнева его щеки покрылись красными пятнами, а руки сжались в кулаки. — Экзамены, расследования, награды — ты получила все, именно к этому ты и стремилась все время.

— О чем ты говоришь? — Карлин в замешательстве смотрела на него. — Государственные экзамены абсолютно стандартны. Откуда я могла знать, что обойду тебя? А расследование дела телефониста-убийцы… Мы разделились с самого начала. Ты считаешь, что я плела интриги против тебя? Боже мой, Гарри, одумайся, Я никогда не лгала тебе, никогда ничего от тебя не скрывала.

Гарри, словно в поисках правды, всматривался в нее, и внезапно пелена упала с его глаз. Перед ним была Карлин. Преданная, верная Карлин. Разве они не работали вместе столько лет, плечом к плечу? Господи, что он наделал?

Когда он вступил на этот пагубный путь, все выглядело так логично! Все четко укладывалось по местам. Зависть застила ему глаза. А еще тупость и жадность, желание получить все и подстроить все так, чтобы Карлин ничем не смогла помешать его карьере.

Оклеветать ее было так просто. Всего несколько подходящих слов, и дело сделано. Уж не лишился ли он на время рассудка. Отвернувшись от Карлин, он неуверенными шагами пошел к окну.

— Боже, я так виноват.

Она слышала его сдавленное извинение, видела, как он сжался от унижения, продолжая смотреть в окно.

— Желаю удачи, Гарри, — тихо сказала она, повернулась и вышла, удивляясь сама себе.

Комната отеля была обшарпанной и безликой, с минимальным количеством убогой мебели, но для Бена это не имело значения, его не интересовала окружающая обстановка. Он бросил свой чемодан на расшатанную металлическую полку и, убрав костюм в чехол для одежды, повесил его в узкий стенной шкаф, а затем бесцельно прошелся по комнате, раздвинул шторы и посмотрел на парковочную площадку внизу, потом, выпив воды в ванной, открыл чемодан и, небрежно вытащив кое-какие вещи, положил их в небольшой комод напротив кровати. Больше заняться было нечем.

Бен сел за маленький деревянный стол в углу комнаты и подпер голову руками, опершись локтями о стол. Меньше всего на свете он мог ожидать, что Наташа попросит похоронить ее в Вестерфилде, она всегда ненавидела это место, бессчетное число раз клялась никогда не возвращаться туда.

Когда Итан сообщил по телефону о ее последней воле, Бен был ошеломлен, но потом, когда Итан прочитал ее предсмертное письмо, все приобрело определенный смысл.

Бену было нестерпимо больно думать о том, как сестра писала это письмо, зная, что покончит собой; видимо, она так и осталась бесконечно одиноким существом. Когда он увидел само письмо, взял в руки тонкую белую бумагу и посмотрел на знакомый изящный почерк, пронзительная боль утраты заставила его задержать дыхание. То, что он считал ее глупыми причудами — сверхдорогая бумага от Картье, фиолетовые чернила, которыми она пользовалась во всей своей переписке, — теперь показывало ее болезненную незащищенность. Она описала Итану всю историю того, что произошло много лет назад, высказав убеждение, что, если б он узнал, как она обошлась с собственной матерью, их совместной жизни сразу же пришел бы конец.

В том же письме она обращалась и к Бену, и он был сражен тяжестью ее скрываемого страдания.

«…Я причинила тебе такую боль, мой самый-самый дорогой Бен. Я любила тебя больше всех на свете, я готова была для тебя на все, но единственное, что сделала, — это обманула тебя. Я бы не смогла снова взглянуть тебе в глаза. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Пожалуйста, попробуй».