Орхан Памук - Джевдет-бей и сыновья

— Там всё в таком духе?

— Ну да, что-то вроде. Про события тоже пишет, конечно.

— И что же это за события? Походы в бакалейную лавку?

— Если тебе не интересно, зачем дал мне тетрадь?

— Не знаю. Думал, там будет что-нибудь занятное.

Илькнур снова начала читать:

— «Каждое утро берусь за газеты в надежде, что прочитаю о чем-то, что изменит мою жизнь». — Перевернула страницу. — «Я всерьез занялся чтением. Прочитал несколько книг по экономике и философии». — Снова перевернула страницу. — «Я перечитал все, что здесь написал. Из этих записей может сложиться неправильное представление о моей повседневной жизни. Большую часть времени я провожу с Перихан, с племянниками, с Айше и с мамой, в беседах и всяких мелких делах и заботах».

— Вот здесь он пишет правду, — сказал Ахмет. — Самая обычная, заурядная жизнь. Он был как раз из тех, кто барахтается на поверхности.

— Да, наверное, ты прав. Почему же тебе так хотелось узнать, что он пишет?

— Чужие дневники всегда вызывают интерес.

— Да. Я, кстати, задумывалась, не по этой ли причине мне нравится читать. Но в твоем отце есть какое-то привлекательное простодушие, пусть и смешанное с глупостью. Ты про него уже рассказывал, но мне хотелось бы узнать больше. И вот скажи-ка, где это видано, чтобы богатый торговец, отец семейства, живущий в уюте и достатке, вел себя так, как твой отец?

— В Турции такое случается сплошь и рядом.

— Ну-ка, приведи пример! Только не надо говорить о поклонниках искусства и отставных чиновниках, пишущих мемуары. Послушай, твой отец был торговцем и потерял все, что имел. Даже жену!

— Мама была права.

— Милый мой, мы разве об этом сейчас спорим? — мягко сказала Илькнур. — Давай я еще почитаю, и ты поймешь, что я права.

— Ну, читай, если тебе так хочется.

— «14 марта 1938, понедельник. Вчера вечером снова ходили к герру Рудольфу».

— Кто это такой?

— Немец. У твоего отца должны, наверное, где-то лежать его письма. Поройся в старых бумагах, может, найдешь. А еще он переписывался с Сулейманом Айчеликом.

— Да что с тобой такое? Откуда такой интерес к плесневелому старью?

Илькнур покачала головой, словно хотела сказать: «Мы же просто развлекаемся!», улыбнулась и продолжила читать: — «Рудольф снова цитировал Гольдерлина и высказывал свои мысли насчет духа Востока и планов Омера. Про меня тоже сказал кое-что. Посоветовал не отказываться от рационализма». — Илькнур снова подняла голову. — Ну что ты на это скажешь?

— Ничего не скажу. Прочитай про какие-нибудь события. Или, по крайней мере, про то, что он считал событиями.

— «Теперь вся моя жизнь зависит от того, какое будущее ждет составленный здесь проект развития деревни и всей Турции».

— Это он, наверное, написал в Кемахе?

— Точно! Ты знал, что он туда ездил?

— Мама рассказывала. Этот его проект был опубликован, книга вон там лежит.

Илькнур подошла к столу и взяла книгу Раскрыла, полистала и обнаружила среди страниц газетную вырезку.

— «Утопии и реальность»! Кто-то твоего отца раскритиковал.

— Да, и уже по заголовку видно, что этот кто-то прав. Реальность! Какова она, наша реальность? Отец даже не пытался это понять.

— Это правда. Я и не говорю, что он правильно понимал реальное положение дел. Но сам он был правильным человеком — именно потому, что создавал эти самые утопии. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Да, понимаю, но не думаю, что это так уж важно. Да и причина этого заключается в том, что, как ты сказала, он был чересчур европеизирован.

— В самом деле?

— Хорошо, а ты что нашла в этих записках?

— Не знаю. Может быть, и ничего. Просто интересно, — сказала Илькнур, и, видимо не потеряв еще надежды заинтересовать Ахмета, снова стала читать: — «26 сентября 1939, вторник. Почему я решил вернуться к дневнику сейчас, среди всей этой суматохи? Наверное, потому, что почувствовал, как быстро летит время». — Илькнур остановилась. Этот отрывок, похоже, не понравился ей самой. Потом, хихикая, прочитала: — «Половина десятого. На ужин были котлеты с фасолью»!

Ахмет раздраженно вскочил на ноги.

— Зачем ты мне это читаешь? Что здесь смешного? Жалкий человечишка! И как серьезно он обо всем этом пишет! Котлеты, фасоль… Может, тебе кажется, что это похоже на рассказы в новомодном стиле? Надо бы отдать дневник Хасану, пусть напечатает в своем журнале в разделе «искусство». Ты читала «Сгоревшие особняки»? Котлеты и фасоль! Что ты здесь нашла? Хватит, не читай больше, мне эта писанина на нервы действует.