Мари-Бернадетт Дюпюи - Доченька

Когда с делами было покончено, Жак оставил детей дожидаться на площади, а сам отправился к Марселю за стаканчиком местного бледно-красного вина — так, промочить горло.

Местная детвора с любопытством посматривала на Мари. Дети тараторили на патуа, что было очень удобно — можно открыто говорить то, что незнакомой девочке лучше бы не слышать.

— Видел, какое у нее странное пальто? И причесана не по-нашему!

— Она что, думает, в город попала?

— Мадам Кюзенак могла бы взять в услужение кого-то из наших! Зачем было ездить так далеко?

— Говорят, что теперь мадам не хочет брать ее в дом! Девчонка живет и работает у Нанетт.

Пьер что-то сердито сказал на патуа. Дети тут же бросились врассыпную.

Мари и Пьер забрались на сиденье экипажа, в который был впряжен Плут. Когда вернулся Жак и они пустились в обратный путь, Мари запела песню.

— Подпевай, Пьер, вместе получится еще лучше! — подбадривала она мальчика, который смотрел на нее как зачарованный.

Пьер робко подхватил своим более низким, чем у девочки, голосом веселый припев. Мари поняла, что еще немного — и мальчик перестанет ее стесняться.

— Если хотите, могу и я спеть с вами, — пошутил Жак на патуа. Вино привело его в веселое расположение духа. — Но не говорите потом, что я вас не предупреждал! Когда я пою, мертвые из могил встают от страха!

Пьер перевел, и дети от всего сердца посмеялись над шуткой.

Было воскресное утро, и Нанетт собиралась к обедне с певчими; служба должна была начаться в одиннадцать. Жак и Пьер были готовы к выходу и ждали мать семейства возле очага. В нарядной одежде, которая надевалась не чаще раза в неделю, оба чувствовали себя неловко.

Мари в своих новых, вымытых с мылом сабо сидела перед домом на деревянной колоде. До этого девочка побывала в Прессиньяке всего раз, и теперь радовалась, что поедет туда снова. Ей очень нравилось гулять в солнечную погоду, хотя на улице было еще довольно прохладно.

Услышав стук лошадиных копыт, девочка подняла голову и увидела приближающегося всадника. У мужчины с украшенной фазаньим пером фетровой шляпой на голове, одетого в добротные, хорошего кроя куртку и штаны и кожаные гетры, было доброе лицо и усталый, грустный взгляд. Несмотря на это, он производил впечатление человека сильного и властного.

Мари узнала его в одно мгновение. Это был тот самый мужчина, которого она видела в приюте несколько месяцев назад.

«Что он здесь делает?» — спросила она себя.

Поравнявшись с девочкой, всадник остановил коня и внимательно посмотрел на нее. А потом спросил мягко:

— Это ведь ты — Мари?

— Да, мсье! — ответила девочка с милой улыбкой.

— Тебе здесь нравится?

— Да, мсье… Нанетт очень добра ко мне.

Всадник в замешательстве передернул плечами. Он хотел было задать следующий вопрос, но передумал. Мари закусила губу. Неужели она сказала что-то не так, и мсье недоволен?

Из дома вышел Жак, а следом за ним — Пьер. Стягивая с головы картуз, Жак сказал:

— Доброе утро, хозяин! Мы собираемся на мессу. А что, мадам заболела? Сегодня она не просила экипаж.

В ответ мсье Кюзенак неопределенно махнул рукой, повернул коня и ускакал по направлению к господскому дому. Оглянулся он только один раз — чтобы еще раз посмотреть на Мари. Девочка приуныла. Она почему-то была уверена, что не понравилась ему.

Зато теперь она знала, каков из себя муссюр, о котором так часто упоминала в разговоре Нанетт…

Дорога тянулась по самому низу долины. Мари с Пьером шли впереди, Нанетт с Жаком — за ними.

Солнце весело проглядывало сквозь листву деревьев. Справа извивался ручеек, вода в нем почему-то казалась красновато-коричневой. И только в тех местах, где близко к поверхности подступали камни, было видно, что она прозрачная. Мари была в восторге. Она и не думала, что природа в сельской местности может быть так прекрасна. Девочка не уставала любоваться радостными весенними пейзажами, залитыми солнечным светом. В теплом воздухе разливались новые, незнакомые ароматы…

От фермы до Прессиньяка было не слишком далеко. Вскоре впереди показалась церковная колокольня.

— Вот-вот проснется Мария-Антуанетта и станет торопить тех, кто припозднился! — весело сказала Нанетт.

Жак в ответ пожал плечами и присвистнул. Он прекрасно помнил день, когда из Шабанэ приехал кюре, чтобы освятить новый прессиньякский колокол и дать ему новое имя — Мария-Антуанетта. В то время он был еще маленьким мальчиком и вместе со всеми хлопал, когда над округой поплыл его низкий, глубокого тона звон. Это было в 1874 году…