Семен Малков - Последнее искушение. Эпилог

Перелом оказался несложным, больную ногу Полторанина заковали в гипс, и госпитализации не потребовалось — он настоял на домашнем лечении. Чтобы не беспокоить, жена положила его у печи в комнатке за перегородкой, и Петру до отъезда пришлось переселиться в дом Клавы. Жить там было несравненно удобнее и, к тому же, ему именно с ней надо было подготовить документы по оформлению открытия нового месторождения осмия, — как с наследницей покойного мужа.

— Отец считает: открытие нужно зарегистрировать на нас троих — на меня, брательника Ваню и тебя, — в первый же вечер объявила ему Клава, когда они ужинали на ее по-городскому оборудованной кухне. — Так будет справедливо!

— Это как сказать, — с сомнением покачал головой Петр. — Открыл осмий там Сева, и его права перешли к тебе. А мы здесь причем?

— Очень даже причем, Петя! — уверенно возразила Клава. — Севы нет, и он свое право предъявить не может. Конечно, оно перешло ко мне, но я и пикнуть об этом не могу — меня засмеют: я там не была и ничего в этом не смыслю.

Она вздохнула и резонно добавила:

— Всерьез отнесутся только к моим мужикам — они с детства старатели, ну и, само собой, — к тебе, Петя. Вы там были, и теперь все об этом знают!

— Допустим, это так, — неуверенно произнес Петр, все еще сомневаясь. — Права вашей семьи неоспоримы. Но почему все же я, а не твой батя? Если б он не пригласил с собой, меня бы там не было!

— Отцу незачем лезть не в свое дело, и он с этим согласен. Ваня же грамотнее и сможет разобраться во всем, когда потребуется. Так же, как и я, — спокойно объяснила Клава и, взглянув на него затуманенным взором, тепло добавила: — А без тебя, Петя, нам никак не обойтись. Только с тобой мы добьемся успеха — это и ежу понятно!

«А ведь они правы! И не мне — в моем теперешнем положении — отказываться от удачи, — резонно подумал Петр, уже настраиваясь на предложенный ею авторский триумвират. — Без меня их непременно облапошат. Со мной же плоды этой удачи пожнут те, кто ее заслужил». И он, дружески улыбнувшись Клаве, согласился:

— Ну ладно, коли вы на этом настаиваете. Без меня, и правда, вам пробить это дело не удастся. А я сейчас, Клавочка, все потерял и, честно говоря, с моей стороны было бы глупостью отказаться поправить свои дела.

— Шутить изволишь, Петя? — искренне удивилась Клава. — Как это — ты все потерял? И прииск на месте, и «Алтайский самородок» так же.

— Какие уж тут шутки! — мрачно признался Петр. — На прииске меня даже в Совет директоров не включили, потому что продал свои акции. И я больше не руковожу «Самородком» — там тоже все потерял!

Он понуро опустил голову, но встрепенулся и, ощутив сильную душевную боль, просительно произнес:

— У тебя есть, Клавочка, что-нибудь выпить?

Только теперь до нее дошло, что это — правда, и от горячего сочувствия на глаза Клавы навернулись слезы.

— Трудно поверить, Петенька, что с тобой случилось… это. Ты ведь — такой… такой умный… такой сильный!

Она вытерла слезы платочком и вскочила с места.

— Сейчас все принесу, дорогой! Вот уж не думала, что и тебе может от жизни достаться! Погорюем вместе! И мне надо успокоить нервы.

Не прошло и десяти минут, как на столе появилась бутылка водки, настоянной на травах, и графин с домашней брусничной наливкой. К ним Клава подала на стол соленые грибочки, свеженарезанные ломтики свиного окорока и затянутый тоненькой корочкой жира холодец. И, налив в фужеры — Петру водку, а себе — наливку, тепло произнесла тост:

— Давай выпьем, Петенька, — чтоб нас с тобой поскорее минули все беды! Разве мы так плохи, что не заслуживаем счастья? — она вновь бросила на него затуманенный взгляд. — Хоть тебе открою свою душу! Мне же не с кем здесь даже поделиться! А от этого жить еще тяжелее!

Так, выпивая, они просидели на кухне до поздней ночи, излив друг другу все, что терзало их наболевшие души. Петр, не в силах больше носить это в себе, жаловался на полное непонимание и отчуждение со стороны жены, которую вынужден был оставить, а Клава — на потерянные молодые годы с нелюбимым мужем, на то, что жизнь проходит, а счастья все нет. За это время опустели бутылка и графин, потом настала очередь шампанского и бражки. А кончилось, естественно, тем, что они, не помня как, очутились в постели.

Петр, уже плохо представляя где находится, но полный любовной тоски, страстно обнимал и ласкал Клаву, а его затуманенное воображение рисовало по-прежнему дорогой и желанный образ Даши. Изголодавшись по близости, он буквально истерзал партнершу и мощно вошел в нее, неистово усиливая темп. И даже кончив, не ослабил натиск, а продолжал ненасытно ласкать ее, утоляя накопившуюся страсть и непроизвольно шепча: