Семен Малков: Несбывшиеся надежды

Академик Наумов открыл глаза. Он лежал, опутанный проводами и трубками медицинских приборов.

— Как себя чувствуете? - спросил дежурный врач, взглянув на показания приборов. — Пришла ваша супруга. Вас это не утомит?

— Нет. Я хочу ее видеть, — еле слышно произнес академик.

Врач вышел, и сразу появилась Варя. Она окинула придирчивым взглядом больного и палату, положила сумочку и опустилась на стул рядом с койкой, ласково взяв его за руку. Артём Сергеевич смотрел на ее поблекшее и располневшее, но такое доброе и милое лицо; теплая волна захлестнула его больное сердце.

«Только бы не отдать концы у нее на глазах! Она этого не выдержит, — мелькнула опасливая мысль, пока он боролся с вновь охватившей его слабостью. — Не дай Бог! Ведь я всем ей обязан. И своей успешной научной карьерой, и тем, что счастливо прожил столько лет!»

Боль и на этот раз отступила, дыхание у него восстановилось, и при виде сидящей рядом любимой спутницы жизни на Артёма Сергеевича вновь нахлынули воспоминания.

Когда рухнул его первый брак — судьба подарила ему встречу с Варей. Это произошло с наступлением знаменитой «хрущевской оттепели».

Смерть Сталина и расправа с его «карающим мечом» Берией положили начало новому этапу и совершенно иному стилю коммунистического правления.

Сперва это выразилось в непривычных разъездах новых лидеров СССР по столицам капиталистических стран и их встречах с главами государств, ранее считавшихся потенциальными противниками. Это было столь непонятно и непривычно, что нового генсека Хрущева и председателя Совмина Булганина в народе насмешливо прозвали «туристами».

Подлинным шоком для всех было начавшееся с приходом к власти Хрущева развенчание его умершего предшественника, официально именуемое «устранением ошибок, связанных с культом личности Сталина». К началу 60-х годов эта кампания, начатая после знаменитого доклада нового лидера партии, уже набрала силу и не только привела в замешательство большинство коммунистов и беспартийных, которым десятилетиями внушали легенду о непогрешимости «вождя всех народов», но и вызвала резко негативную реакцию соратников по социалистическому лагерю.

Артём Наумов после женитьбы стал всерьез подумывать о вступлении в партию, но тут был совершенно сбит с толку.

— Не могу поверить, что все это правда, — недоумевал он в разговоре со своим тестем Андреем Ивановичем. — Сталин слишком доверял своим помощникам, которые оказались бессовестными и жестокими карьеристами. Недаром он сам покарал Ягоду и Ежова. Уверен, что Берию ждала та же участь. Предвидя свое разоблачение этот негодяй и погубил вождя!

— Хрущев знает, о чем говорит, — нахмурился тесть. — Он же сам во всем участвовал. Сталин был не только в курсе дел. Все эти злодеяния совершались по его прямому указанию.

Слова Андрея Ивановича поразили Артёма в самое сердце. Он с недоверием посмотрел на тестя.

— Но ведь, если все это правда, то и Хрущев должен ответить за гибель сотен тысяч невинных людей! Он был ближайшим его соратником и во всем активно участвовал. И почему тогда вы сами так горевали, когда умер Сталин, если знали о его преступлениях?

— Я горевал потому, что партия потеряла великого вождя, который мог бы привести к победе коммунизма, — все так же хмуро объяснил Андрей Иванович. — Хрущев ему в подметки не годится. У себя дома Сталин из него и Микояна шутов делал. При жизни Никита перед ним пресмыкался, а теперь, похоже, мстит покойнику, — и, чуть помолчав, добавил: — Но то, что Хрущев старается восстановить справедливость и честное имя жертв репрессий, хоть и запоздалое покаяние, все же очень хорошо! Поэтому я его не осуждаю. Противоречить Сталину тогда никто не смел. Хотя исправить ошибки Никита Сергеевич мог бы, и не топча прах вождя. Это очень повредит авторитету нашей партии и коммунистическому движению в других странах.

Сомнения Артёма, вызванные разоблачением культа личности Сталина, не повлияли на его решение стать членом партии.

Прекрасные идеи всеобщего равенства и братства, построения справедливого общества, а не такого, где «человек человеку — волк», вызывали горячий отклик в его душе и в то время не казались утопией. Он и раньше вступил бы в партию, но не считал еще себя достойным.