Александр Хазин: И.О.

— Что-то Барыкин сегодня разговорился.

И вот сейчас Семен Семенович попросил слова и медленно прошел по залу, сутулясь и смущенно поглядывая по сторонам.

Алексей Федорович, который, закончив свой доклад, по старой привычке остался в президиуме, попытался вспомнить, где он видел этого человека. То есть он, конечно, хорошо помнил, что выступающий служит в НИИПТУНе, но где и кем?.. Алексей Федорович давно отвык, сидя в президиуме, слушать выступающих. Обычно он в это время думал о разных семейных делах, о том, что полнеет, что надо будет как-нибудь все-таки организовать чтение художественной литературы, а то как-то здорово он отстал. Словом, во время прений всегда находилось о чем подумать. Алексей Федорович неоднократно замечал, что и все сидящие рядом с ним в президиуме собрания занимались тем же. Одни долго глядели в одну точку, явно находясь далеко отсюда, другие задумчиво чертили разнообразные фигурки на лежащих перед ними листках бумаги. Особенно здорово это делал когда-то Переселенский, бывший заместитель Головы по хозяйственной части, но не этого учреждения, а другого. За время собрания он заполнял десятки листков, напоминавших штриховые рисунки неизвестной нам цивилизации или электрокардиограмму мамонта, заболевшего стенокардией.

Семен Семенович Барыкин, стоя на трибуне, чувствовал странное волнение. Для него самого было неожиданностью, что он оказался здесь. Никогда раньше он не испытывал желания поделиться с кем-нибудь своими мыслями, равнодушно отсиживая на собрании положенный срок.

— Мне самому странно, что я выступаю, честное слово! — начал Семен Семенович и решил, что сейчас все засмеются, — ну кто же так начинает выступление в прениях! Но никто не засмеялся, наоборот, тишина стала еще ощутимей.

— Много лет подряд мне снился один и тот же сон: будто я перестал бояться начальства, — сказал Семен Семенович. — Боже мой, какой легкой стала бы жизнь, если бы это чувство совсем исчезло! — Семен Семенович посмотрел в зал и увидел, что Яшка Коринкин что-то шепчет Верочке, а студенты-практиканты, устроившиеся на подоконнике, перестали рассматривать чертежи и свернули их в трубки.

Алексей Федорович пока еще не понимал, о чем идет речь. Обычно он воспринимал только ход собрания, его, так сказать, процессуальную часть. Он знал, что существует повестка дня, что есть регламент: один для докладчика, другой — для выступающих в прениях. Можно иногда дать кому-то слово для справки или "в порядке ведения". Но он никогда не думал о том, что могут иметь какое-нибудь значение сами слова, которые произносятся, они всегда проходили мимо ушей, оставляя только ровный, негромкий, однообразный гул, изредка нарушаемый аплодисментами. Поэтому Алексей Федорович спокойно сидел, постукивая карандашиком по столу, думая о том, что давно обещал жене холодильник и надо будет звякнуть кое-куда. Он не сразу разобрался и тогда, когда председательствующий, что-то быстро записав, наклонился к нему и тихо сказал:

— Отпор будете давать?

И хотя Алексей Федорович не знал еще кому и по какому поводу придется давать отпор, он сразу ответил:

— По линии отпора у меня в заключительном слове есть.

Все же какое-то незнакомое чувство опасности закралось в душу Алексея Федоровича. Ведь инженер Барыкин не состоял в руководящей части учреждения, не приехал из Центра с тем, чтобы нацелить людей на сегодняшние задачи или сплотить их вокруг чего-нибудь важного. Он был незаметным маленьким работником, на которого никто и внимания не обращал. Какой-то заморыш в пенсне. Почему же невидимая нить протянулась от него к этой массе разнообразных людей? И говорит он о таких вещах, о которых нормальные люди разговаривают дома с женой или закадычным другом.

— Что касается нашего сегодняшнего докладчика, — вдруг сказал Барыкин и усмехнулся, — по-моему, если бы глупость была энергией, на нем, пожалуй, могла бы работать довольно крупная электростанция…

Хотя смысл этой фразы остался скрытым для Головы, он сразу понял, что речь идет о нем. В зале раздался смех, кто-то зааплодировал. Алексей Федорович наклонился к председательствующему и тихо спросил:

— Выпад?

На что председательствующий быстро ответил:

— Вылазка.

По-видимому, Алексей Федорович и его сосед по президиуму хорошо понимали друг друга, потому что они еще долго разговаривали шепотом на этом странном, похожем на код, языке:

— Расцвели махровым цветом.

— Свили себе гнездо.