Андрей Добрынин - Черный пробел

Подробный доклад о побеге полковника Зубова Ганюк выслушал, лежа на кушетке, пока Штукман мазал ему обваренный живот какой–то мазью из банки с отклеившейся этикеткой. Ничего более подходящего в УВД найти не удалось. Докладывала все та же злополучная старуха. С ее помощью удалось более или менее достоверно восстановить цепь событий того вечера, так как сам Ганюк абсолютно ничего не помнил. Смазав Ганюку живот и забинтовав его вкривь и вкось, Штукман и старуха удалились, оставив своего главаря наедине с бутылкой портвейна. Некоторое время Ганюк неподвижно лежал на спине, угрюмо глядя в потолок, глотая портвейн из горлышка и чувствуя, что живот начинает припекать все сильнее и сильнее. Наконец жжение стало невыносимым. Ганюк издал душераздирающий вопль, вскочил, сорвал с себя бинты и, прыгая по комнате, принялся крушить посуду и мебель. Затем он вылетел в коридор и с угрожающим ревом помчался по направлению к комнате Вареньки, сметая все на своем пути. Ворвавшись к Вареньке, он стал дубасить ее своими кулачищами. Варенька спаслась только тем, что заперлась в уборной. Попытки Ганюка высадить дверь не увенчались успехом. «Ну погоди, зараза! Я до тебя еще доберусь!» — прорычал он и удалился. Повстречав в коридоре Финкеля, Ганюк потребовал у него бочку с холодной водой и бревно. По странной случайности и то, и другое удалось обнаружить в подвале УВД. Бочка служила для соления огурцов, а на бревне рубили головы пленным подпольщикам. Когда бочку наполнили водой, Ганюк забрался туда, чтобы унять жжение, терзавшее его обваренный живот, и велел нести себя в комнату Вареньки. Следом за ним двигались восемь бандитов, тащивших бревно. Заслышав шаги в коридоре, Варенька снова заперлась в уборной. Бандиты принялись раскачивать бревно и с громким уханьем бить бревном в дверь. Ганюк из бочки мрачно следил за этой процедурой. Когда наконец дверь рухнула и бандиты с гоготом выволокли из уборной отчаянно сопротивляющуюся Вареньку, глаза Ганюка засветились злобным торжеством. «Бросить ее в карцер!» — распорядился он и добавил: «Для начала всыпать этой дуре двадцать пять горячих, чтобы недели две сидеть не могла». Когда презрительно хохотавшую Вареньку увели, негодяй погрузился в раздумье. Впрочем, оно было недолгим. «В лифт», — приказал он. В последнее время Ганюк от скуки полюбил кататься на лифте в высотных домах в центре города. Особенно ему нравилось ощущение, когда лифт со свистом устремлялся вниз с верхнего этажа. Бандиты, составлявшие свиту Ганюка, усевшись на пол лифта, развлекались игрой в сику. Если кто–то из жильцов останавливал лифт на промежуточном этаже, собираясь ехать по своим делам, его втаскивали в кабину и подвергали всевозможным издевательствам.

Вообще в эти дни разложение в среде бандитов достигло своего апогея. Как бы предчувствуя надвигающееся возмездие, мерзавцы напоследок стремились взять от жизни все. В ресторане «Прибой» ежедневно устраивались разнузданные оргии. До рассвета пустынные кварталы вокруг ресторана оглашались звоном посуды, пьяными воплями и визгом женщин. Бандиты обнаглели до того, что в поисках женщин нагишом выбегали из ресторана и кучками слонялись по близлежащим улицам. В бандитской газетке «Уркаган» ежедневно печатались десятки указов за подписью Ганюка. Так, например, было объявлено о мобилизации населения на принудительные работы по сооружению грандиозного па- мятника Ганюку и его ближайшим подручным. На пьедестале изваянные из гранита Жереп, Хряков и прочие уголовники снизу вверх взирали на огромную фигуру Ганюка, как любящие дети на отца. В городском парке большую часть деревьев варварски вырубили, а на их месте заложили новый ресторан, который должен был потрясать примитивные души бандитов невероятной роскошью, хотя непредвзятого наблюдателя он потрясал прежде всего своей безвкусицей. Весь город поделили на секторы, в каждом из которых имелся бандитский «старшой». Каждый старшой распоряжался в своем секторе совершенно бесконтрольно, донимая население поборами и отвратительным хамством. Не обходилось, разумеется, и без присущей уголовному миру междоусобной грызни: так, бандита Глотова по кличке Утюг по приказу Ганюка, который давно его недолюбливал, сварили живьем в котле на площади Уголовного кодекса. Пока в городе творились все эти вопиющие безобразия, партизанский отряд лейтенанта Жилина подошел к предместьям и расположился в лесу. В город ушла разведка. Над головами негодяев неотвратимо сгущались тучи возмездия.