Анастасия Дробина - Дорогой длинною

– А…

– Мать-то знает?

– Нет…

– Скажи. Хотя нет… Лучше пусть потом Дашка скажет.

– Спасибо, дадо .

– Пошёл прочь. Торопись!

Гришка уже зашагал было в сторону дороги, когда отец окликнул его:

– Эй, погоди…

Он тут же вернулся. Илья стоял возле костра, широко расставив ноги, снова вертел в пальцах трубку, не сводил с неё глаз. Мальчишка, кутаясь в полушубок, переводил внимательный взгляд с него на Гришку.

– Дашке про меня не говори. И никому из цыган тоже. Подойди только к Митро и скажи, что я его сегодня до ночи буду ждать в кабаке у Парфёныча, на Рогожской. Не забудешь?

– Нет…

– Ну, с богом! - И, не дожидаясь, пока сын уйдёт, Илья нагнулся и полез в шатёр.

– Твой сын? - поинтересовался снаружи голос Митьки. - Похожи вы.

– Заткнись! - Илья лёг на рваную перину, закинул руки за голову, прикрыл глаза. Лениво спросил сам себя: зачем ему всё это понадобилось? Ещё, не дай бог, вляпается Гришка в историю, а с Картошками шутки плохи… И кто его учит чужих жён красть? Родной отец! Вон как обрадовался, сопляк, невесело усмехнулся Илья, поскакал, как поджаренный… Только бы Дашке с матерью на радостях не проболтался. К встрече с дочерью Илья готов не был - не говоря уже о Насте.

Значит, она всё-таки отказала князю… К своему изумлению, Илья не обрадовался этому. Известие о том, что жена по-прежнему свободна, свалилось как снег на голову, и он чувствовал, что теперь совсем не знает, что ему делать. Тогда, ночью, когда умирала Роза, он поклялся ей вернуться в Москву, ехал сюда, чтобы повидать сыновей, Дашку, да и Мишка Хохадо с дочерью со дня на день должен был появиться, впереди было сватовство, свадьба… Но кто же мог знать, что Настька тут окажется?!. Отказала князю… Безголовая… Знать бы ещё, почему?

– Уж не из-за тебя, дурака… - вслух ответил сам себе Илья.

– Чего? - немедленно поинтересовался снаружи Митька.

– Господи, замолчишь ты или нет? - горестно спросил Илья, вставая и выходя из шатра. - Веди гнедых сюда. В слободу, к кузнецу погоним, перековать надо, чтоб ночью незадачи не вышло.

В девятом часу вечера на углу Верхней Болвановки и Большой Гончарной, неподалёку от дома богатых цыган Картошек, стояла извозчичья пролётка.

Молодой извозчик смолил самокрутку, грел дыханием ладони, озабоченно поглядывал на падающие с тёмного неба хлопья снега.

– Эк его не вовремя разобрало, а, барин? Ну как в минут завалит, а мы на резиновом ходу? Далеко ли уедем? Эх, говорил Тимофеич, сани вывози, а я, дурень… Барин, долго ль ждать ещё?

– Жди, леший, червонец дам! - сквозь зубы рыкнул Гришка, стоящий возле пролётки и всматривающийся в калитку дома Картошек. До сих пор он не был уверен, получится ли что-нибудь.

Вернувшись из табора домой, Гришка сразу же отыскал сестру. Выслушав торопливую, сумбурную исповедь брата, Дашка, как и ожидалось, первым делом принялась реветь. Затем, едва успокоившись, кинулась отговаривать его: мол, и грех, и опасно, и Картошки - не ангелы небесные, и до смертоубийства дойдёт, если поймают… Но Гришка упрямо, молча качал головой, а под конец рявкнул:

– Последний раз спрашиваю - поможешь аль нет?!

– Разумеется, помогу…- икнув от неожиданности, сказала Дашка.- Что нужно?

Через полчаса Дашка, взяв с собой для приличия двух крошечных племянниц, торжественно укатила на извозчике в сторону Таганки. Обратно она вернулась уже в глубоких сумерках. Гришка извёлся, дожидаясь сестру на крыльце, и, едва увидев приближающийся экипаж, выбежал навстречу:

– Ну, что, что? Что она сказала?

Дашка сделала ему страшные глаза, показывая на выпрыгнувших следом за ней малышек, и пришлось заткнуться. Когда девочки убежали в дом, Дашка слабо улыбнулась:

– Кажется, согласна она.

– Как это - "кажется"?!

– Ну, я её на кухне подловила, говорю тихонько: "Брат мой сегодня вечером будет ждать тебя со всеми детьми на углу с пролёткой.". Она сначала обмерла, смотрит на меня, глаза по плошке, ничего не отвечает… А потом как заревёт! И плачет, и плачет, и не останавливается… Я её за руку трясу, спрашиваю - что брату сказать? А она не отвечает ничего. А тут ещё и Картошиха нос в кухню сунула. Не знаю я, Гриша… Может, не ездить тебе туда?

– Поеду, - коротко сказал он.

Дашка пожала плечами и ушла. Вернулась через десять минут со своей лисьей шубой.

– Возьми, пригодится. Ехать-то долго по холоду, а Иринка в тяжести.

Сейчас эта шуба лежала в глубине пролётки. С неба всё гуще падал снег, иногда сквозь обрывки облаков проглядывала мутная луна, и Гришка тревожился всё сильней. В доме Картошек уже не горели огни. Ну, как Иринка испугалась и легла спать? Ну, как не хочет ехать с ним? Ведь, ежели вспомнить, они за шесть лет и поговорить толком не смогли ни разу…