Анастасия Дробина - Дорогой длинною

Город с некоторым беспокойством ждал новых выходок когда-то лихого молодца, но Иван Баташев не возвращался к прежней разгульной жизни.

Вместо этого купцы одобрительно заговорили о деловой хватке Баташева, о его уме и хитрости в торговом деле, о верности своему слову и честности при расчётах. Теперь Баташева можно было увидеть и в Купеческом клубе на Дмитровке, и в Новотроицком трактире, где за стерлядью и расстегаями вершились многотысячные сделки, и в модных загородных ресторанах.

Московское купечество охотно повело дела с новоявленным миллионщиком.

Многие, впрочем, упоминали некоторые баташевские странности, которых прежде за ним не водилось. Так, ему ничего не стоило посреди шумного гулянья в номерах "Эрмитажа", когда вино лилось рекой, а хористки целовались с молодыми купчиками под бренчание рояля, встать, зевнуть, протянуть: "Тоска-то какая, хосподи…" - и выйти, бросив под ноги половому пачку денег. Мог Баташев, проезжая в экипаже вместе с деловыми партнёрами через Китай-город, внезапно рявкнуть кучеру "Стой!", спрыгнуть на всём ходу и ввинтиться в притрактирную толпу. Когда несколько минут спустя обеспокоенные купцы входили в трактир, они видели Баташева сидящим за некрашеным, залитым дешёвым вином столом и пргружённым в беседу с косоглазым калмыком в засаленном армяке или с каким-нибудь кудлатым, подпоясанным верёвкой мужиком. Причём мужик называл купца-миллионщика Ванькой, а тот в ответ величал оборванца Ксаверием Ардальонычем. Долго ходила по Москве история о певице из русского хора Акулине Толстопятовой, которую Баташев увёз из "Стрельны", снял ей квартиру в Николоямском переулке, дал полное содержание - и не появлялся более у неё никогда, несказанно удивив и московское общество, и саму певицу. Та долго мучилась, ревела, бегала по церквям, не зная, чем ей придётся расплачиваться с благодетелем, и от расстройства завела себе жениха из Тверской пожарной части. Когда Баташев узнал об этом, то дал денег на приданое и свадьбу и был первым гостем на торжестве. Больше всего Москву потрясло то, что хористка Толстопятова оказалась девицей:

простыня висела на заборе весь послесвадебный день. "Ума лишился…" – шипели баташевские недоброжелатели. "Без ума миллионов не наживёшь, – возражали те, что порассудительней. - Всяк по-своему тешится".

Из прежних привычек у Ивана Архиповича осталась лишь неистребимая страсть к цыганскому пению. Чаще всего он появлялся в ресторане, где пел хор Якова Васильева. У Баташева был свой стол, за который он основательно усаживался, спрашивал рюмку анисовой, подзывал дядю Васю и требовал всегда одно и то же: "Поговори хоть ты со мной". Дядя Вася пел. Баташев слушал, прикрыв глаза, выражение его тёмного, словно вырезанного из соснового полена лица не менялось до конца песни, не выражая ни радости, ни удовольствия. Затем он платил положенный червонец и движением руки отсылал дядю Васю. Других певцов Баташев никогда не приглашал, весёлых песен не заказывал и через несколько минут уезжал. "Ничего не пойму, что человеку надо? - ругался после дядя Вася. - Как для стены поёшь! Не поймёшь - то ли по душе ему, то ли нет…" "Тебе какая разница, дурак? – хмурился Яков Васильевич. - Платит - и ладно".

Иногда Баташев приезжал прямо на Живодёрку, в гости к цыганам. Чаще всего это случалось глубокой ночью, но весь хор немедленно вылезал из постелей и, зевая, отправлялся в Большой дом петь для "благодетеля". Впрочем, никто не жаловался: Баташев обычно приезжал не один, а с компанией купцов, которую с удовольствием угощал "своим табором", и тогда деньги и вино лились рекой. Только в этих забавах с цыганами, продолжавшихся иногда по нескольку суток, был слабый отголосок прежних баташевских бесчинств. Но уже не бились, как прежде, оконные стёкла, не летели в реку околоточные вместе со своими будками и не дарились цыганкам броши, усыпанные бриллиантами. "Перебесился", - добродушно решила Москва.

… Кузьма вздохнул. Осторожно предложил:

– Морэ , может, я вместо дяди Васи спою?

– Ох молчи, убью! - не поднимая головы, сказал Митро.

– А Ванька Конаков не сможет? - спросил Илья. - Он тоже "Поговори" знает.

– Знать-то, может, и знает… - уныло подтвердил Митро. - А ноту не возьмёт.

А без ноты песня гроша не стоит. Ох, господи, ну как тут выкрутишься? Ведь первый раз к себе зовёт! Люди будут, купцы именитые! Все Ваську слушать захотят, а этот поганец… Ну, не знаю я, что делать, не знаю, и всё! Пойду вот да сам сейчас напьюсь! Что я - не человек?!