Йылмаз Гюней - Погубленные жизни

Они дошли до калитки виноградника. С веток им на голову падали крупные капли.

— Слушай, Эмине, вымой-ка ноги.

Они остановились у колодца с ручным насосом, и Халиль принялся качать воду.

— А узелок куда положить?

— На край сруба. Только смотри, чтоб в воду не упал.

Эмине сделала все, как велел Халиль. Положила узелок на сруб, вымыла ноги и башмаки.

— Если надеть сейчас башмаки, — бормотала Эмине, — они сразу запачкаются.

Она стояла босая на камне и дрожала: холод пронизывал ее насквозь. Халиль взял со сруба узелок и подставил спину:

— Залезай, горе ты мое, залезай!

Взяв в руку башмаки, Эмине забралась Халилю на спину. Земля на винограднике была мягкой, и Халилю было приятно идти.

Дверь сторожки была прикрыта. Халиль пнул ее ногой, вошел, спустил Эмине со спины. Потом запер дверь на крючок, закрыл окна и зажег спичку. В углу лежала куча хвороста: виноградные лозы, ветки деревьев. Свет постепенно стал сползать со стен — спичка догорала. Халиль зажег еще одну и попросил Эмине ее подержать.

Потом быстро набросал посередине сторожки листья, тонкие ветки и зажег. Сразу стало светлее, а на душе — спокойнее. Халиль с Эмине, следя, чтобы огонь не погас, то и дело подкладывали сучья потолще.

— Чего стоишь? Переоденься!

Халиль расстелил шинель, сел с краю и повернулся к Эмине спиной. Слышно было, как она раздевается, а потом, как одевается.

Переодевшись, Эмине разложила на куче хвороста мокрую одежду и села рядом с Халилем. Как она похожа сейчас на снявшую фату невесту! Ее глаза, не любившие никого, кроме Халиля, затуманиваются. Скрестив руки на груди, она ждет. Оба замечают, что их дыхание учащается. В крови все ярче разгорается пламя, оно ищет выхода. Все их помыслы сейчас устремлены к одному: быть вместе, дать друг другу частичку себя, испытать пьянящее блаженство, а потом растянуться на земле в сладком изнеможении. В сторожке становится теплее. Взяв Эмине за плечи, Халиль хочет привлечь ее к себе. Как неподатлива Эмине, как тяжело ее тело, словно мертвое. Стыдливая улыбка, за которой она прячет свое желание, ее взгляд и скованность охладили Халиля. Он опустил руки и повернулся к Эмине спиной. Но теперь Эмине прильнула к нему. Она стала легкой-легкой, как птица, и удивительно гибкой. Мягкой, как пух. И податливой, предупреждавшей каждое его движение. Халиль обнял Эмине своими большими руками. В тот миг во всем мире остались только они, сторожка, шинель да колеблющееся пламя костра. Страсть не умещается в их сердцах, как не вмещаются в ягоде живительные соки и разрывают кожицу. Влажные полуоткрытые губы, горячее дыхание, запах табака… Долгие поцелуи… Эмине закрыла глаза, она вздыхает, стискивает зубы, прерывисто шепчет: "Халиль! Халиль! Халиль!" — будто зовет не того, кто рядом, а кого-то далекого.

Лоб Халиля покрыт капельками пота, поблескивающими в широких складках морщин. Эмине трепещет в объятиях Халиля, все крепче прижимается к нему.

И вдруг их тела становятся тяжелыми, будто налитыми свинцом. Страсть прорвалась сквозь дыхание, сквозь жилы и покинула разгоряченные тела. Все стало бессмысленным, пустым, скучным и пресным… Теперь у жизни нет ни прошлого, ни будущего. Куда девалась красота их тел, волшебство их одухотворенных лиц, души опустели, осталась жизнь, мало чем отличающаяся от скотской, Эмине, потная, с лоснящимся лицом, с бессильно раскинутыми руками и мутными глазами кажется Халилю отталкивающей.

Оба словно оцепенели. Им даже не приходит в голову прикрыть наготу, утратившую свою притягательность. Какое некрасивое у Эмине лицо, какая невыразительная улыбка, взгляд. Где их недавнее очарование? Поистине, красота — это нечто способное пробуждать чувства. А эту способность в Эмине убили. Любовь, страсть — все сейчас кажется Халилю ненужным. Эти чувства умерли в нем. Осталась просто Эмине. Без прежней живости, без страсти. Она тяжело дышит, у нее пересохло в горле. Смущенно поднимается с земли, словно стыдясь того, что было. Если бы Халиль вдруг ушел сейчас, она побежала бы за ним, как собака за хозяином. Влюбленная и преданная… А почему, собственно, преданная? Разве у нее один Халиль? А те, другие?.. Халиль представил себе их картузы, большие голые ноги, большие руки, представил себе, как они ложатся в постель, их взгляд, которым они окидывают женщину, представил себе, как… Разве не спала с ними Эмине? Разве не улыбалась им той же самой улыбкой? Разве не отдала им частичку себя? Так вот откуда эта притворная стыдливость!..