На следующий день Сердар прямо с утра, едва напились чаю, начал приставать к бабке:
— Бабушка, ты про козу обещала. Помнишь — вчера не рассказала?
— Разве не рассказала? — старуха прекрасно помнила, на чем прервала вчера свой рассказ, но ей хотелось, чтоб внук попросил, напомнил.
— Не рассказала! Про ослиного пира рассказала, а про козьего — нет.
— Так ведь он у них один, общий. Шайтан.
— И у коз шайтан? А разве они тогда вместе с ослами паслись, когда чабана убили?
— Нет, не паслись. Шайтан не был их чабаном, он сразу пиром стал.
— А так разве бывает? Ты же сама сказала: умелые чабаны, которые хорошо смотрят за скотиной, становятся потом святыми пирами. А теперь говоришь — не пас шайтан коз! Как же он их пиром стал?
— А, детка! На то он и шайтан. Он и без чабанства пиром стать сумеет. Он все может, он знаешь какой всесильный!..
— Нет, бабушка, ты что-нибудь перепутала! Просто, наверное, козий пастух плохим чабаном был, пира из него не получилось. Вот шайтан и воспользовался.
Бабушка не стала возражать, и Сердар удовлетворенно замолк — он обязательно должен был все уразуметь, все понять, все поставить на место.
— Никогда нельзя обижать невинного, — назидательно сказала бабушка, — забили ишаки насмерть хорошего чабана — он запросто мог бы стать их святым покровителем, — получили шайтана.
— А козы? А козам за что такой покровитель?
— Козам?.. Да ведь они тоже не без греха… И про коз есть предание.
Бабушка повозилась немножко, налаживая свою прялку, уселась подле нее, вздохнула…
— Коза, сынок, заносчивое животное, очень заносчивое, и больше всего достается от нее овцам — они ведь животинки тихие, безответные… Вот как-то раз начала такая спесивая коза приставать к овечке. «Я, говорит, тебе не чета, я по склонам брожу, по горам хожу, свежей травкой питаюсь, цветами весенними наедаюсь… Под самым небом бываю, захочу, подпрыгну, небо рогом достану, да боюсь только насквозь пропороть. Набью я живот свежей травкой, лягу на пригорке, ветерок прохладный шерстку мою шелковистую расчесывает. А ты что? На гору взобраться и то ума нет, и шерсть у тебя спутанная, как кошма. И травки свежей ты отроду не видала, всегда ешь, что от меня останется…»
Овца — животинка тихая, где ей спорить с дерзкой козой, пошла она к своему пиру — святому Мусе, говорит: «Мне коза житья не дает, день и ночь измывается». — «Ничего, — говорит овце святой Муса, — поди к козе и напомни ей, что как зима придет, она и козы не минует».
Пришла овца к козе, сказала ей про зиму. А та, озорница, поднялась на ножки, потянулась, а потом как выкатит глаза да как скакнет! «Не боюсь, говорит, я твоей зимы!
Я сто зим пережила и не заметила. Видала, какая у меня шерсть? Это тебе с твоей жалкой шерстишкой страшно, тебя снег до самых костей пробирает. А мне что: встряхнусь — снег с меня враз слетает. Только пыль снежная во все стороны! — Встряхнулась коза. — Видишь, говорит, какой у меня пух легкий? Как мотылек летает… Ты меня с собой не равняй. И уходи. Уходи отсюда, ты мне ветерок заслоняешь. А хочешь, стой. Я могу и повыше взобраться, там еще свежей. А ты иди к подружке да сунь ей голову под вонючее брюхо!»
— Бабушка, а правда, почему овцы в жару всегда голову друг под дружку прячут? Козы на холм взбираются, а овцы улягутся рядком и головы — друг под дружку?
— А потому, детка, что у овец на голове шерсть коротка, тепло пропускает. Ты замечал, как отец одевается, когда в поле с серпом идет? Халат надевает ватный, на голову — шапку мехом внутрь. Плотная одежда, она, сынок, солнечного жара не пропустит. Человек потеет, тело у него прохладное делается, а плотная одежда прохладу эту сохраняет. Так и овцы. На теле-то у них шерсть хорошая: длинная, густая, а на голове плохонькая, жиденькая, короткая, солнце напечь может. Вот животинки и прячут головы.
— Выходит, они умные?
— Да нет, сынок, не очень-то они умные. Они все больше друг на дружку смотрят: что одна делает, то и все. Вот натяни перед отарой овец веревку черную. Перепрыгнет одна, а потом, хоть убери веревку, все овцы, все до единой на этом месте подпрыгивать будут. Уж если тут нет возможности скакнуть, они чуть подальше отойдут, только все равно подпрыгнут. Поэтому, как надо отару через арык переправить, чабан одну овцу перебросит, а остальные сами сиганут. Овцы они такие, дружные они очень. У них ведь ни рогов, ни зубов, только и защита, что друг за дружку держатся. Бараны это да, эти боевые. Иной рогач саданет корове головой под бок — ребро переломит. Был у нас один такой — бодучий! Погнался раз за девушкой — у соседа дочка была, взрослая уже девушка, — хорошо, она скотовода дочь, повадки бараньи знала, бежала, бежала от барана, а потом как свернет в сторону, а тот напрямик садит. Так и спаслась.
Читать дальше