Пить зелья было нельзя. Сон должен был быть естественным и настоящим.
Но мне не спалось.
Я повернулся к лежащей на соседней кровати Ровене, а она смотрела на меня долгим, немигающим взглядом. И одними губами прошептала: «Мы все забудем?»
— Надеюсь, что нет, — шепнул я в ответ.
Через четверть часа я сквозь сон услышал тихий голос Селены: «Efficitur in anima, per tempus et spatium».*
* * *
В гроте было необыкновенно светло и людно. Первого, кого я увидел, был Рон. Сутулый, лысеющий Рон. Он стоял во главе моего гроба и что-то говорил. Слов я не слышал, уши словно набили ватой. Повинуясь порыву, я метнулся к нему, но внезапно мою бесплотную душу будто всосало в холодное безжизненное тело. С шумом вздохнув, словно выныривая из глубины озера, я попытался встать и больно ударился лбом о стеклянную крышку гроба.
Снаружи началась суета и крики удивления, с трудом пробивающиеся в мое сознание. Голова раскалывалась, а в глазах плавали цветные круги.
Я вернулся. Нет. Мы вернулись. Все четыре гроба были открыты и в них уже сидели семнадцатилетние Герои Войны, проснувшиеся спустя почти двадцать лет.
_________________________
* Свое место найдет душа, сквозь время и расстояния.
«Придира» № 712 от 03.05.2018 г. Первая полоса.
«Возвращение героев»
В этом году День Битвы за Хогвартс впервые начался не в подземельях. Традиционное почитание Героев Войны состоялось в главном зале Школы магии и волшебства.
Как вы помните, дорогие читатели, год назад в этот день наши Великие Герои очнулись от такого долгого сна. Гермиона Грейнджер, Невилл Лонгботтом, Джиневра Уизли и, конечно, Гарри Поттер вернулись к нам такими же молодыми, какими ушли в мир Морфея сразу после знаменательной Битвы.
После полугодового обследования в больнице Святого Мунго и бесед с психологами, они совершенно оправились и готовы жить дальше вполне полноценной жизнью.
Как говорит мистер Лонгботтом, самое сложное было привыкнуть к тому, как сильно изменились за это время их родственники и друзья. Принять и понять, что их дети практически того же возраста, что и сами Герои.
Гарри Поттер, делится планами на будущее: «Хочу тихой, спокойной жизни. Хватит с меня приключений. Может быть, буду продавать палочки, как это делал Оливандер. Мне всегда нравился этот старик. Или начну разводить почтовых сов... Пока еще не решил».
Мисс Грейнджер, сразу после выписки из Мунго, принялась за научный труд об Основателях Хогвартса. Что ее сподвигло — остается загадкой. Комментариев по этому поводу она не дает.
Джиневра Уизли занимается благотворительной деятельностью. Организовывает вечера воспоминаний и ставит музыкальные пьесы: «Мне важно чувствовать себя комфортно в социуме. А творчество объединяло людей во все времена».
* * *
Я отложил журнал, не дочитав статью до конца. В гостиной Совериснейка было прохладно в этот майский жаркий день. Прессу я читал скорее по привычке, чем из любопытства. В первые недели после возвращения нам приносили газеты и журналы пачками, заставляя таким образом проживать девятнадцать лет своего отсутствия.
Невилл прав, тяжелее всего было видеть серьезную и собранную Луну, усталого Рона, постаревшего и какого-то тусклого Джорджа. Понимать, что почти весь педагогический состав Хогвартса сменился, исключая Хагрида и, конечно же, профессора Биннса, а главой министерства стал Перси Уизли.
Журналистов и прочих любопытствующих к нам в больницу не допускали. Зато, как только мы вышли за стены Мунго, на нас коршунами слетелись все, кому не лень. Ради приличия, дав несколько интервью и комментариев, мы постарались скрыться от всеобщего внимания: Джинни — в Норе, Невилл — в Хогвартсе, я — в Совериснейке.
Найти собственное поместье не составило труда, а открыть его — и того легче.
Наше путешествие в прошлое вспоминалось, как четкий, яркий, глубокий сон. И, несмотря на то, что он длился так долго, чувствовали мы себя хорошо, с психикой тоже все было в порядке. Но вместе с Чжоу Чанг, два года назад ставшей главным врачом магической больницы, мы решили, что распространяться о путешествии в прошлое не стоит.
После вчерашнего долгого дня почестей, празднеств и публичных выступлений хорошо было покачаться в старом скрипучем кресле и выпить бокал— другой огневиски.
Уже привычным движением, я выдвинул нижний ящик стола и достал пухлую папку с письмами. Пожелтевшая бумага, каллиграфически изящный почерк, ломаный английский, очень старый и ажурно-витиеватый слог. Письма Селены были длинными и теплыми. Она не могла получить на них ответа, но считала своим долгом написать в будущее, человеку, который совсем недолго был ее братом.
Читать дальше