Мария Галина - Прощай, мой ангел

Выжили только те гранды, которые оказались за пределами континента раньше, чем там разразилась эпидемия.

Не знаю, почему они засекретили этот материал. Должно быть, просто не хотели демонстрировать перед нами свою уязвимость. Ведь ни одна эпидемия, какой бы тяжелой она ни была, не косит людей стопроцентно. Видимо, все дело в этом. Они стыдились своей слабости.

Я попытался связаться с Гариком, но его увезли еще вечером. И мне некому было рассказать о том, что я вычитал в этих материалах. Например, о том, что со времен той эпидемии нигде, – ни на островах, ни на материках – нигде не было зарегистрировано ни одного случая злокачественного энцефалита. И о том, что методы борьбы с ним до сих пор не разработаны.

Если бы они не были такими скрытными, подумал я, если бы они позволили людям заняться исследованиями – быть может, удалось бы найти вакцину... наверняка в Австралии этот вирус все еще существует – в латентном состоянии; или же в измененном – у каких-то родственных грандам видов... его прививали бы мажорам, как мы прививаем себе коровью оспу...

Правда, недавно американцы рискнули... запустили в Австралию группу Шапиро... монолитную экспедицию, в которой не было ни одного мажора. Может, вирус пришел оттуда?

Или Шапиро должен был развернуть там бактериологическую лабораторию, а все эволюционистские разработки были лишь прикрытием? Мажоры предпочли перепоручить исследования людям, потому что не могли надеяться на себя.

И тут я вспомнил о Шевчуке.

То есть, вероятно, сначала я вспомнил о Себастиане – там, под домашним арестом, слабеющем, не понимающем, что с ним происходит... почему так плохо, почему так темно вокруг... почему он совсем один... Человеческая обслуга, скорее всего, разбежалась – и на том спасибо. Они там, в Правительственном корпусе, держат уж совсем беспардонных холуев, а что для холуев слаще слабости прежних хозяев?

Я даже удивился – как это я раньше не додумался? Ведь если кто и может что сделать, так это Шевчук. Беспринципный тип... Циничный подонок... И совершенно блистательный бактериолог. Он наверняка продается – что бы он там ни твердил о своей ненависти... дорого продается... но продается.

Самый шикарный автомобиль – на Петра-реформатора... И все, что угодно, вплоть до моей нынешней должности... Он честолюбив... и азартен... он согласится...

Я бы сам за ним поехал – но боялся опоздать к Себастиану. Позвонил в Центральный Госпиталь, но его туда не доставили... как я и думал. Там даже не все койки были заняты. Я не осуждаю людей – после той ночи никто бы сейчас и пальцем не пошевелил ради мажора...

Я вызвал машину.

Правительственный Центр напоминал морг – холод и пустота. Какой-то мажор лежал сразу за оградой – грязная, бесформенная кучка перьев... Я не стал задерживаться – только перевернул его лицом вверх, чтобы убедиться, что это не Себастиан.

Никакой охраны, разумеется, не было.

Если так пойдет дальше, скоро начнутся грабежи, подумал я. Весь Нижний Город хлынет сюда – разделаться с ненавистными угнетателями. Нужно будет сказать Гарику, чтобы не снимал кордоны, – и тут же сообразил, что и это решать придется мне.

Я впервые оказался на территории Правительственного Комплекса, и ориентироваться мне было трудно – пока я не отыскал в комендатуре регистрационные книги. Они тоже числились «Для служебного пользования», но помощник коменданта, который оказался человеком, пребывал в такой растерянности, что с радостью вручил их мне, когда я предъявил свое новенькое удостоверение. Я велел ему выставить охрану на проходной и бросить вспомогательное подразделение, которое, как выяснилось, квартировалось на территории Комплекса, на временную изоляцию Подола. Фактически я шел по стопам нашего благодетеля Аскольда, но времени на угрызения совести не оставалось... После разберемся.

Себастиана я отыскал там, где и рассчитывал, – в цокольном этаже жилых кварталов... Дверь в квартирку – они тут были крохотные, ничего шикарного, – была заперта снаружи. Я выбил ее ногой – на доске у вахты наверняка висели ключи, но отыскивать нужный не было времени.

Он был еще жив. И в сознании.

Он узнал меня по шагам – огромные глаза смотрели в одну точку.

– Это ты, Лесь? – спросил он. – Почему-то так темно...

Я сказал:

– Я знаю.

Объясняться не стал – просто поднял его на руки и понес к машине. Только тут я впервые понял, до чего же они хрупкие – мажоры; он весил вдвое меньше, чем весил бы человек его роста... Хрупкие птичьи косточки...