Андрей Плеханов - Бессмертный

Янка раскочегарилась не на шутку. Лицо ее покрылось красными пятнами, кулаки сжались. Демиду показалось, что еще мгновение – и она съездит ему по морде.

– Stop, stop that, Jane! I believe you! I am terrybly sorry!* [Стоп, стоп, Джейн! Я верю тебе! Я ужасно извиняюсь! (англ.)]

– Сорри! Говори уж лучше по-русски! – Янка не выдержала и улыбнулась. – Со своим мерзким английским ты напоминаешь недоученного русского шпиона.

Демид и Яна подошли к большой двери, обтянутой дерматином. На ней блестела старомодная латунная табличка с надписью: "Проф. В.С. Подольский". Это был второй адрес, данный Костей. Дема позвонил. Через несколько минут по ту сторону двери раздались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась настолько, насколько ей позволяла цепочка, и в образовавшейся щели появился внимательный глаз.

– Добрый день, Виктор Сергеевич. Извините, что вас беспокоим. Мне дал ваш адрес Константин. Нам необходима ваша консультация.

– Очень приятно, проходите. – Профессор Подольский, в противоположность бабке Матрене, оказался приятным и неподозрительным человеком. – Всегда рад гостям, хотя что-то не балуют они меня в последнее время.

Чувствовалось, что раньше в этом доме часто бывали студенты – заходили посоветоваться с популярным и демократичным по тем временам преподавателем, неизменно приглашались выпить чашечку чая с сушками, и надолго задерживались в просторной кухне, способной вместить человек двадцать. Наверное, и сейчас этому славному человеку не хватало молодых людей и очаровательных девушек, незаметно увлекающихся спором до полуночи. Старичок выглядел бодро, голос его был хорошо поставлен, а в манере обращения была некоторая профессиональная покровительственность, оставшаяся от преподавательских времен.

– Значит, Костя Зыбин? Что ж, приятный молодой человек, и весьма, весьма многообещающий. Я ведь давно его не видел – около трех лет. Что же он, наверное, сделал значительные шаги на профессиональном поприще? Как поживает? Как его диссертация?

– Все хорошо, – не моргнув глазом, соврал Демид. Не хотелось ему расстраивать старичка.

– Да, когда я был молодым, мне казалось, что горы можно свернуть. Все же молодость – величайший дар природы! К сожалению, мы слишком поздно начинаем понимать это... Да, поверьте, многие проблемы молодежи кажутся настолько надуманными! Я ведь смотрю телевизор, прессу читаю. Я – в курсе! Наркомания, пьянство, нежелание работать. Или наоборот, вот, бодибилдинг этот, когда неестественно огромные мускулы себе создают. Это же ненормально! Вы, молодые, не понимаете – главное – это все же здоровье и бодрое расположение духа. А с возрастом сохранить их становится все труднее...

"Мне бы твои проблемы, папаша!".

– Да, молодые люди! – спохватился старичок. – Что ж мы в прихожей-то стоим? Прошу, прошу в мою скромную келью.

Они прошли вслед за ним по длинному темному коридору, сплошь заставленному стеллажами с книгами. И очутились в уютной комнатке, с большим окном, эркером выходящим на улицу и полуприкрытым тяжелыми зелеными шторами. Во всю ширину окна размещался огромный письменный стол старинной работы. Здесь, как и в коридоре, было невероятное количество книг – они были расставлены на полках с величайшей любовью и аккуратностью. Тут не наблюдалось бесконечных коричневых талмудов марксизма-ленинизма с тиснеными профилями вождей на корешках. Книги в основном были старые, с солидными потемневшими переплетами. Отдельную полку занимали бережно переплетенные толстые рукописи. Немало было папок с педантичными метками на корешке, облегчающими пользование. Словом, это была библиотека ученого – его сокровищница и место работы. Книги здесь не пылились в праздном ничегонеделании. Ими постоянно пользовались, их перечитывали, вглядываясь в пожелтевшие страницы. Наверное, старый профессор провел в этой комнате большую часть своей жизни, мысленно переносясь в воображаемые, некогда существовавшие миры – в жестокие и загадочные владения гуннов, в белые, выжженные солнцем города эллинов, в причудливые дворцы китайских императоров, украшенные скульптурами драконов и чудесными вазами. Но больше всего здесь было книг по истории России – дореволюционные тома Соловьева, Бердяева, Ключевского соседствовали с именами, о которых Демид и не слыхивал. Лишь мельком скользнув взглядом по полкам, Дема увидел десятки книг о русских обрядах, суевериях, языческих преданиях. Да, этот профессор был настоящей ходячей энциклопедией.