Питер Гамильтон - Дисфункция реальности - Угроза

– Черт! – выругался Эшли.

– Компьютер справится, – мягко указал Джошуа.

– Но куда нас забросит такой прыжок? – поинтересовался Мелвин.

– Я задам координаты Ахиллеса, газового гиганта. Сейчас он по ту сторону системы, примерно в семи миллиардах километров от нас. Мы прыгнем на миллиард километров, выровняем как следует «Леди Мак» по одной из его внешних лун, а уж оттуда совершим следующий прыжок. «Маранта» никоим образом не сможет проследить все эти маневры. Так что через восемьдесят минут мы можем оказаться возле Лалонда. Если повезет.

– Господи... Надеюсь, ты понимаешь, на что идешь.

– Кто, он? – подала голос Сара. – Шутить изволишь?

– А что, – сказал Дахиби, – это, по крайней мере, изящно. Хорошо, Джошуа, я свое дело сделаю. Но смотри, не проскочи эту чертову точку Лагранжа.

– Осталась одна мелочь, – заметила Сара.

– Вот-вот, – подхватил Мелвин. – Кому выпадет счастье выйти в пространство и подорвать «Грамин»?

– Можно бросить жребий? – предложил Джошуа. – Пиши мое имя первым.

– Не дури! – отрезала Сара. – Тебе предстоит управлять «Леди Мак». Сам ведь знаешь, никому из нас к той луне-то и корабль не привести, не говоря уж о точке Лагранжа. А Эшли придется сажать космоплан. Слишком многое поставлено на карту, и мы не вправе рисковать такими профессионалами. Жребий будут тянуть остальные.

– Включи наших, – заявил Гаура. – Мы все прошли подготовку по работе с ЕВА, и, кроме того, у нас есть преимущество. Если что, мы можем напрямую связаться с Этрой.

– Хорош болтать! – возвысил голос Варлоу. – Какие жребии, какие, к чертям, добровольцы? Это моя работа, и сделаю ее я. К тому же я здесь самый старший.

– И то сказать, – пробормотал Джошуа, скрывая волнение за нарочитой небрежностью тона. – Тебе всего-то и надо, что пришлепнуть бомбу к камню. Раз-два, и назад.

– Я ж говорю, плевое дело, – отозвался Варлоу и расхохотался так, что все вздрогнули.

Оказавшись под медленно вращающейся адской воронкой и глядя вверх, в светящееся бесформенное ничто, Шас Паск осознал, что его путешествие приближается к концу. Свет был настолько ярок, что ему пришлось отключить свои оптические сенсоры. Поначалу ему казалось, что в центре огненного вихря таится своего рода миниатюрное солнце, но проплывая под конусом, он стал воспринимать его вершину иначе – как вскрытый нарыв, из которого вместо гноя вытекает свет.

«Это глотка, – пришло в голову Шасу. – Пасть, всасывающая в себя все сущее. Однажды – скоро – она поглотит весь мир».

Он глупо хихикнул, ощущая давление света так, будто исходящие извне фотоны имели вес. Опускаясь, эти частицы придавали особый блеск и земле, и реке, и даже его никчемное теперь тело приобрело наружный глянец.

Над разрывом в облаке виднелась плоскость белого света, воспринимавшегося как нематериальный математический абсолют. Океан, в который впадала текущая сквозь его сон белая шелковая лента реки, готовился принять в свое лоно Лалонд. Как жемчужная капелька планета вольется во Всеобщее Море, чтобы раствориться в нем навсегда. Ему и самому хотелось, презрев гравитацию, воспарить к вечному источнику тепла и света, туда, где нет места печали. Туда, где свершается очищение. Один всплеск, один порыв – и он обретет покой за пределом страданий. По ту сторону.

Лицо его потеряло способность улыбаться, но внутренне он радовался. Сознание Шаса, по существу, разлучилось с его телом и взирало наверх, в будущее, предвкушая восхождение. Для которого физическая оболочка была лишь помехой.

Хотя гром красного облака был здесь не столь уж силен, выстрела Шас не услышал, и лишь первый взрыв вырвал его из забытья.

Одержимые поджидали его, поджидали с того момента, как он оказался под красным облаком и зафиксировался в сознании каждого из них дразнящей подвижной точкой. Им не о чем было беспокоиться – река несла его прямо к ним, и они знали, что добыча не ускользнет.

И вот теперь одержимые столпились на берегу в намерении позабавиться – отпраздновать свое последнее приобретение. Последнее перед тем, как Лалонд навсегда исчезнет из вселенной.

Первый снаряд, пролетев со свистом над хрупким суденышком Шаса, взорвался в скоплении снежных лилий метрах в тридцати от лодки. Пурпурный дым и десятиметровый столб пламени взлетели к небу, как будто зажглась гигантская Римская Свеча.

Опершись на локти, Шас непонимающе воззрился на цветной огонь. Лилии вокруг лодки таяли, растворяясь в искрящейся голубой воде. Расслышав доносившиеся с берега восклицания, он обернулся.