Эрик Рассел - И не осталось никого

Опять Сет остановил Илиссу. Оба хранили молчание, пока Гаррисон выходил на улицу, аккуратно затворяя за собой дверь.

– Бараны, – сказала непонятно чем опечаленная Илисса. – Один за другим, ну прямо стадо баранов.

– Нет, – возразил Сет, – это люди, движимые теми же мыслями и чувствами, что и наши предки, которые баранами отнюдь не были. – Повернувшись в кресле, он крикнул Мэтту: – Принеси нам два шемака! – Потом сказал Илиссе: – Сдается мне, что этому кораблю не поздоровится, если он здесь задержится.

Динамик внутренней сигнализации рявкнул:

– Гаррисон, Глид, Грегори… – и так далее в алфавитном порядке.

В коридорах и на палубах разговаривали между собой вернувшиеся из увольнения.

– Ни единого слова ни от кого не добьешься, кроме «зассд». Просто осточертело!

– Надо было разделиться, как мы. Там, в цирке, на окраине никто про нас и знать не знал. Я просто вошел и сел.

– Слышал про Майка? Он починил крышу, взял в уплату бутылку двойного диса и нажрался. Был в полной отключке, когда его нашли. Пришлось тащить его обратно на себе.

– Везет же некоторым. А нас отовсюду гнали.

– Так я ж и говорю, что надо было разделиться.

– Половина увольнения, наверное, все еще валяется по канавам.

– Грейдер психанет, когда узнает, что столько народа опоздало.

Каждую минуту старпом Морган выходил в коридор и выкрикивал одну из фамилий, только что объявленных по радио. По большей части никто не отзывался.

– Гаррисон! – завопил он.

Гаррисон вошел в навигаторскую с недоуменным выражением на лице.

Его превосходительство расхаживал взад и вперед, бормоча в свои подбородки: «Всего пять дней, а разложение уже началось». Резко повернувшись к вошедшему Гаррисону, он выпалил:

– А, это вы, сударь! Давно вернулись из увольнения?

– Позапрошлым вечером, сэр.

– Досрочно, не так ли? Это интересно. Прокололи шину?

– Никак нет, сэр. Я велосипед не брал.

– Тоже неплохо. Если бы вы его взяли, вы были бы уже за тысячу миль отсюда.

– Почему, сэр?

– Почему? Он меня спрашивает, почему? Да я именно это и хочу знать – почему? Вы в городе были один или с кем-нибудь?

– С сержантом Глидом, сэр.

– Вызвать его, – приказал посол.

Морган послушно открыл дверь и позвал:

– Глид! Глид!

Ответа не последовало. Он попробовал еще раз, но безрезультатно. Потом опять вызвал Глида по радио. Сержант Глид исчез.

– Он отметился, когда возвращался?

Капитан Грейдер сверился с лежащим перед ним списком.

– Вернулся на двадцать четыре часа раньше срока. Это двойное преступление.

Морган вернулся в навигаторскую.

– Ваше превосходительство, один из десантников видел сержанта Глида в городе совсем недавно.

– Вызвать этого солдата. – Его превосходительство повернулся к Гаррисону. – А вы стойте, где стоите, и постарайтесь не хлопать своими чертовыми ушами. Я с вами еще не кончил.

Вошел испуганный таким обилием начальства солдат и вытянулся по стойке «смирно».

– Что вам известно о сержанте Глиде? – потребовал посол.

Солдат облизал губы, явно сожалея, что вообще ляпнул о встрече с Глидом.

– В общем, ваше благородие, я…

– Называйте меня «сэр».

– Есть, сэр. Я пошел в увольнение со второй группой рано утром, но через пару часов решил вернуться, потому что брюхо схватило. На обратном пути я встретил сержанта Глида и с ним разговаривал.

– Где? Когда?

– В городе, сэр. Он сидел в одной из этих ихних междугородных колымаг. Мне это сразу показалось странным.

– Он вам что-нибудь говорил?

– Немного, сэр. Он был в возбужденном состоянии. Кто-то ему что-то сказал о молодой вдове, которой трудно управиться с участком в двести акров. Он решил поехать посмотреть.

– Ваш человек, – сказал посол полковнику Шелтону. – Вроде бы дисциплинированный, с выслугой лет, тремя нашивками, с пенсией на носу. – Он снова повернулся к солдату. – Глид сказал, куда именно он едет?

– Никак нет, сэр. Я спрашивал, но он только усмехнулся и сказал: «Зассд».

– Хорошо, можете идти. – Его превосходительство возобновил разговор с Гаррисоном: – Вы были в первой группе?

– Так точно, сэр.

– Позвольте вам сообщить кое-что, сударь. Из четырехсот двадцати человек вернулись только двести. Сорок из них в различных стадиях алкогольного опьянения. Десять сидят в карцере и вопят: «Нет, и точка!» Без сомнения, они будут орать, пока не протрезвеют!

Он уставился на Гаррисона так, как будто эта достойная личность была виновата в происходящем, затем продолжал: