Генри Олди - Вложить душу

– Убедил, Хью, – остывая, буркнул он. – Берем зверюгу на буксир и… Слушай, а где мы ее держать будем? Сдохнет, падаль, кто ее тогда купит?!

– А в «Акульей Пасти»! – хохотнул Хьюго, которому понравился собственный каламбур. – Перегородим «челюсти» проволочной сеткой – и пусть себе плавает!

«Акульей Пастью» назывался глубокий залив на восточной оконечности Стрим-Айленда, с узкой горловиной, где скалы-«челюсти» отстояли друг от друга на каких-нибудь тридцать футов.

На том и порешили.

Вечером, когда лиловые сумерки мягким покрывалом окутали остров, старый Мбете Лакемба объявился на ветхом пирсе, с которого Лэмб Мак-Эванс, чертыхаясь, швырял остатки сегодняшнего улова в «Акулью Пасть». Впрочем, рыба исчезала в АКУЛЬЕЙ ПАСТИ как в прямом, так и в переносном смысле слова.

– О, Старина Лайк! – обрадовался Малявка. – Слушай, ты ж у нас вроде как акулий родич?! В общем, разбираться должен. А ну глянь-ка… сейчас, сейчас, подманю ее поближе…

Однако, как ни старался Малявка, пленная акула к пирсу подплывать отказывалась. И лишь когда Мбете Лакемба еле слышно пробормотал что-то и, присев, хлопнул ладонью по воде, акула, словно вышколенный пес, мгновенно возникла возле пирса и неспеша закружила рядом, время от времени предоставляя татуированное брюхо для всеобщего обозрения.

– Ну что, видел? – поинтересовался Ламберт, приписав акулье послушание своему обаянию. – Что это?

– Это Н'даку-ванга, – лицо фиджийца, как обычно, не выражало ничего, но голос на последнем слове дрогнул, прозвучав на удивление торжественно и почтительно. – Курчавые охотники с юго-восточного архипелага еще называют его Камо-боа-лии, или Моса.

– А он… этот твой хренов Н'даку – он редко встречается?

– Н'даку-ванга один, – Лакемба повернулся и грузно побрел прочь.

– Ну, если ты не врешь, старина, – бросил ему в спину Малявка Лэмб, – то эта зараза должна стоить уйму денег! Коли дело выгорит – с меня выпивка!

Лакемба кивнул. Зря, что ли, пароход со смешным названием «Paradise» вез жреца через соленые пространства? И уж тем более ни к чему было объяснять Ламберту Мак-Эвансу, что Н'даку-ванга еще называют Н'даку-зина, то есть «Светоносный».

На падре Лапланте это имя в свое время произвело немалое впечатление.

– …Ну а потом к нам заявился этот придурок Пол!

Ламберт заворочался, как упустивший форель медведь, нашарил на стойке свой бокал с остатками джина и опрокинул его содержимое в глотку. Не дожидаясь заказа, Кукер сразу же выставил рассказчику банку тоника, зная, что оба Мак-Эванса (и Лэмб, и покойный Хьюго), предпочитают употреблять джин с тоником по отдельности.

Впрочем, Хьюго – предпочитал.

– Так вот, на чем это я… ах, да! Заявляется, значит, с утреца этот придурок Пол и просится кормить зверюгу!

– Ты б попридержал язык, Малявка, – неуверенно заметил Кукер, дернув культей. – Сам знаешь: о мертвых или хорошо, или… Опять же, вон и папаша его здесь!

Кукер умолк и лишь покосился на спящего Плешака Абрахама.

– А мне плевать! Пусть хоть сам Отец Небесный! Говорю – придурок! Придурком жил, придурком и подох! Ну кто, кроме полного кретина, добровольно вызовется кормить акулу?!

– Помнится мне, Ламберт, раньше ты говорил, будто вы с братом его наняли, – как бы невзначай ввернул капрал Джейкобс, расправляясь с очередным сэндвичем.

– Верно, наняли, – сбавил тон Малявка Лэмб. – Только парень сам напросился! Эти вонючие эмигранты рыбьи потроха руками ворошить согласны, за цент в час! Козлы пришибленные! И попомните мое слово: все дерьмо из-за этого мальчишки приключилось! Из-за него и из-за акулы…

– Которую поймали вы с Хьюго, – закончил кто-то за спиной Ламберта.

Рыбак повернулся всем телом, расплескав злобно зашипевший тоник, но так и не понял, кто это сказал, а говоривший не спешил признаваться.

– Ты меня достал, урод, – проговорил Мак-Эванс, обращаясь в пространство. – Все, не буду больше ни хрена рассказывать! А если вам, док, интересно, так это именно мы с покойником-Хью отбарабанили телеграмму в Чарлстон. Потом сидели сиднем и ждали от вас ответа, а белая стерва сжирала половину нашего улова. Наконец ваш говенный институт соизволил отозваться, и когда стало ясно, что никаких денежек нам не светит, Хью сказал: все, Лэмб, надо пристрелить эту тварь… И баста! Дальше пусть капрал или кто хочет рассказывает. С меня хватит! Билл, еще джину!

– Пол кормил акулу вовсе не из-за ваших денег, – голос девушки в сером платье звучал ровно, но в больших черных глазах предательски блестели слезы. – Сколько вы платили ему, мистер Мак-Эванс? Доллар в день? Два? Пять?!