В Бирюк - Стриптиз

Радил, как оказывается, куда ближе к идеалу «Государя», к помеси «льва и лисицы», чем я. Обидно. Но рычать и выть — не время.

— Кто там приказчиком?

— Хохрякович.

— М-мать…

— А чего? Он же из наших, из коренных, с Пердуновки. Ты ж его сам в Новогород с хлебным обозом посылал! Каких-то помилок за ним…

Есть у меня такой персонаж. Отец его, Хохряк, был старостой Паучьей веси. Вполне демократически давил и обворовывал свой исконно-посконный электорат. Используя связи с рязанскими купцами-прасолами и лесными волхвами-голядью. Когда я разнёс святилище Велеса (сами виноваты — нефиг попандопулу в дом заносить), его игры вскрылись. Тогда я прибрал Хохрякову захоронку — серебро, им наворованное.

Дядя отдал мне сыночка младшенького на расправу. А когда я такую жертву не принял — «Вересковый мёд» вспомнил — сильно разозлился, пытался меня убить. Только Ивашкина гурда, развалив жадине брюхо — остановила.

Я отдал Хохряковича Домне. На перевоспитание. Вроде — совет да любовь.

«Нашёл место в жизни — паркуйся».

Но этот хмырь, чуть гроза прошла — её бросил. Такую женщину!

Ладно. Всяко бывает, такие фемины встречаются… — мозги выносит! Но он про Домну гадости трепать начал, панувать над ней пытался. Человечек… с гнильцой. Мало того, что от «гнилого корня», в смысле — из семейства с недостойной «культурной традиции», так и сам…

По службе — за ним серьёзных огрехов не было. А с бабами… Личная жизнь, «прайваси». Но человек — един в своих проявлениях. Если он свою женщину унижает, обижает, обманывает, то своего государя… Навык-то обмана уже есть.

Пуританство? Ванька-пуританин?! Ой, не смешите мои… подковы! У меня гарем — как у небольшого султана. Учебно-промышленный. Полное беззаконие. Даже по сравнению с шариатом.

Тогда — ханжа.

Кто? Я?! Про подковы — повторить?

Но я никого не обманываю.

Этот парень, уже — молодой мужчина — был мне…. неприятен. Я, естественно, этого не показывал. Но к себе не приближал, особых поручений не давал. Не гнобил, но и не продвигал. Парень отставал в карьере от своих сверстников из Пердуновки, его обгоняли уже и некоторые здешние новосёлы — очень талантливые ребята попадаются.

Так и с Городцом: первым от нас там был толковый мужик-инвалид — бывший вояка из Бряхимовского похода. Когда пошло освоение Оки, Николай прежнего фактора отправил на новое место. А Хохрякович получил это, «из второго ряда».

— Спокойно Николай. Я тебя ни в чём не виню. Рука в грамотках — его?

— Ну… вроде. Надо сличить.

— Сличи. Ещё. Спешно гонца из Балахны в Городец. Ты вызываешь Хохряковича сюда. Для отбора следующей партии товара.

— Да мы, вроде, не собирались, у него ещё…

— А у нас ложек деревянных избыток образовался. Или — свистулек глиняных. Придумай.

Николай с Драгуном ушли, а я проехался хорошенько по мозгам Точильщику.

Возможно, это не предательство — просто глупость. Хочется надеяться. А возможно вся троица там — изменники. Хотя — вряд ли. Иначе бы отчёты тамошнего точильщика шли вместе с отчётами Хохряковича и их бы подтверждали.

Мы долго просидели с Точильщиком. Проговаривали разные варианты, например, реализованный здесь «отзыв агента втёмную». Метод широко известен по практике НКВД в конце тридцатых, хотя применяется всеми разведками.

У меня в голове куча всяких надёрганных, вычитанных, типовых ситуаций. Но большая часть — здесь впрямую технически нереализуема. Надо выделить суть, тактическую изюминку. И оправить в местные декорации.

У ребят нет такого опыта, думать в ту сторону не умеют. Начинаем представлять ситуацию — разумен, логичен, аккуратен… И упускает очевидные, на мой взгляд, вещи.

Как здесь.

— Почему рапорты — одной рукой писаны?

— Ну… Может, заболел. Руку, там, повредил.

— О таком инциденте в рапортах — ни слова. Особенность в почерках — видна, но ты не обратил внимание, потому что все привыкли царапать бересту. Нет навыка определять автора по почерку в скорописи. Хотя — знаешь. Дальше. Как можно было пропустить выход отряда мытарей из города — могу понять. Но как пропустить их возвращение?

— Ну… может, через дальние ворота?

— В Городце нет дальних ворот! Там только одна воротная башня! Которая — «с перерубом лагами по высоте». Но не в этом дело. Возвращение отряда, даже такого, можно спрятать. Но нельзя подвязать языки вернувшимся. И их близким. На торгу, в посаде должен быть об этом трёп! Оба — точильщик и приказчик — должны были это слышать. Почему нет в рапортах?!