В Бирюк - Стриптиз

— Ты своих парнишек лучше знаешь. Ежели ошибся… Взыщу. Но я думаю… В сентябре через Городец прошёл епископ Феодор. Основал там монастырь. Феодор с Радилом беседы вели, наверняка и про нас. Мы Феодора… укоротили. Коли были у Радила мечты нас епископом унять — провалились. Княжич Изяслав сюда приходил — бестолку. Тут — ледостав. Месяц — ходу нет. Предполагаю, что Радил взял точильщика и приказчика в оборот. Пока никто никуда идти не мог. И предложил им по-рассказывать про нас. Один — согласился, другой — нет. Догадайтесь — кто.

Николай и Точильщик уставились друг на друга, Николай расправил плечи, задрал подбородок, набрал воздуха… И взглянул на меня. А я с интересом рассматривал Точильщика. Вот же «боровичок упёртый»! Набычился, смотрит исподлобья. По старине, по исконно-посконному — ему так на Николая смотреть… невежество, «мурло неумытое». Отроку за такой взгляд — от оплеухи, до «спинной росписи сразу». На старшего! На приказного голову!

Не боится, не отступит.

Да, такого есть смысл учить.

Николай выдохнул. Спросил тоскливо:

— Так, думаешь, Хохрякович? В изменниках…

И уже неуверенно, с надеждой:

— А может он это… под пытками? А?

— Может, Николай. Только нам с того не легче. Предполагаю… Только предполагаю! Я могу ошибаться! Думайте, ищите ошибку! Так вот, Радил даёт нам через Хохряковича дезинформацию… э… туфту заправляет. Уже три месяца. Тут Николай шлёт депешу: Хохряковичу — спешно во Всеволжск. Повод — мелкий. А вызов — спешный. Аж гонец посреди ночи из Балахны прискакал. Хохрякович — в панике. «Всё пропало! Меня во Всеволжске к Ноготку загонят! На смерть лютую, страшную!». Даёт знать Радилу. Тот нашего гонца… имает. А своего — посылает.

Интересно: в каком звании была та Бабариха? «Сватья баба» — это должность. Задача у неё стояла посложнее Радиловской. Тактически и технически — очень приличный уровень. Достоверно подделать в условиях поварни, хоть бы и царской, государев указ — требует навыка и умения.

Впрочем, первый её опыт на этом поприще был очень похож на наш случай:

Кто-нибудь рассматривал творения Александра Сергеевича как сборник задач по курсу: «Тактические решения в спец. операциях»? — Нет? Зря. «Пушкин — наше всё». Значит — должно быть.

У Радила — ещё примитивнее, чем у Бабарихи: тоже свой гонец, но даже без грамотки, с чисто устным сообщением. Печатей не проверишь, каллиграфию не оценишь. Даже носителя — не допросить. Утёк. С нашим пряником.

— С-сука… с-сволота…

— Спокойно. Всем спокойно. Теперь, когда мы до этого додумались, когда поняли, что слова гонца — не правда истинная, а то, что Радил хотел нам передать, к истине безотносительное, возникает вопрос: а для чего он хотел нам такое втюхать? Ну? Мнения?

— Ну… чтобы мы не дёргались, что наш гонец пропал. А они его там, тем временем… Надо идти! Надо выручать!

— Ольбег! Уймись! Подумай сперва. Что из сигнальщика, хоть бы и под пыткой, можно вынуть? Количество труб в Балахне? Суточную добычу соли? Таблицу сигналов? И куда такое знание? Радил предполагает, что мы знаем об измене Хохряковича. Но — не уверен. Он предполагает, что мы знаем о судьбе точильщика: парня либо в застенок вкинули, либо под лёд спустили. Сотрудничать с Радилом он не стал. Иначе — были бы отчёты его рукой писанные. И тут даёт нам чёткое однозначное знание: «Ваших всех — гридни повязали». Врёт. Зачем?

— Чтобы мы пошли… вынимать. А он — встретит.

Какой изумлённый просветлённый взгляд у Чарджи. Озарение, открытие.

Инал презрительно относится к мастеровым, к их восторгу, когда решается очередная техническая задача. А тут — сам озарился! Решением задачи. Пусть и не технической, а ситуативной, логической.

— Великолепно! Очень точно подмечено. Если, как я предполагаю, Хохрякович Радилу о Всеволжске много порассказывал, то должен был упомянуть мой… э… заскок: взыскивать за своих. О чём Ольбег тут уже кричал неоднократно.

— Интересно, а сколь много у него добрых воинов?

Ивашко прикидывает возможность кровавого возмездия.

— Три десятка гридней, ещё столько ж отроки дружинные да молодшие. С сотню посадских на стены поставит. Тыщи две… если всю округу поднимет. Мужики, почти все, с копьями, топорами и кистенями. Многие — со щитами. Есть шлемы, булавы, самострелы. Народ бывалый, охотников много, разных бродяг лесных, ватажников, шишей бывших. Строя — не удержат, но резаться — горазды.